Л.А. Бэнкс - Миньон

– Марлен, ты прости меня... я не хотел...

– Ты, блин, не хотел подумать, Ковбой! – Марлен стала ходить по комнате. Даже Шабазз поглядывал на нее не без трепета. – Я хочу для этой девушки хорошего и только хорошего. Я хочу, чтобы ее тело было чисто от любой токсической субстанции – чипсов, консервантов и прочего дерьма, чтобы ее трансформация произошла как можно глаже. Я не хочу, чтобы она балдела от наркоты, или напивалась пьяной, или теряла голову от любви, – я хочу, чтобы она была чистой, сильной боевой машиной, и мы могли бы тогда отбить все, что против нее бы полезло! Я хочу обострить ее сознание, собрать ее дух – ей предстоит пройти тройственную трансформацию, люди: разум, тело и дух!

Марлен тяжело дышала. Взгляд ее пробежал по всем собравшимся, будто спрашивая, посмеет ли кто что сказать.

– Вот почему до тех пор, пока она не будет готова, она должна жить с нами. Дошло? Потом может идти куда ей захочется, спать с кем ей в голову взбредет. Она тогда сможет себя защитить. А до тех пор – я выдеру глотку любому из вас, кто посмеет еще раз подорвать мой авторитет как ее первого стража.

– Мы все практически жили монахами не без причины, – сказал наконец Шабазз с нажимом. Посмотрев на Марлен, он дождался от нее кивка. – Марлен не возбухала бы просто так.

– Черт, Map, прости меня, – снова сказал Ковбой. – Я же просто не знал.

– Я тоже, – тихо поддержал его Джей Эл. – Прости, что так тебя напрягли.

– Теперь, когда вы получили свой урок, никакого больше раскола в команде. Действуем согласованно до полной трансформации Дамали. Сейчас она уязвима для нападения мастера вампиров. Она открыта настежь, ощупывает все вокруг себя... узнает, систематизирует и так быстро внутренне растет, что это изматывает ее.

– Ты хочешь сказать, что это мы ускорили вспышку? – едва слышно сказал Джей Эл. – Когда почувствовали, что нас давит, хотели взбунтоваться, и... и тогда она стала на всех бросаться?

Шабазз недвижным взглядом приковал к себе внимание всей команды.

– Вот именно, брат. И это значит вот что: если ты что-то чувствуешь, Дамали немедленно это от тебя подхватит. Ты куда-нибудь поедешь и позволишь себе что бы то ни было, так вот, когда ты вернешься, она это уловит сенсорно. Напейся – и она будет сильно навеселе. Разозлись, начни ругаться и метаться, и у нее сработает боевой инстинкт. А если тебе захочется...

– Стоп, Шабазз! – Марлен подняла руку. – Даже не заикайся.

Алехандро оперся на дверь своей квартиры и вставил ключ в замок. Показав средний палец полицейской машине без мигалки, он вошел в свой береговой домик и стал снимать пиджак. Все летело кувырком. Все наперекосяк. Карлос метался, готовый начать войну на три фронта – обвиняя поочередно азиатов, русских, доминиканцев и даже, может быть, ямайцев, причем без убедительных доказательств, а людей для войны – раз-два и обчелся. Ребят нельзя похоронить, пока полиция не закончит возиться, а тогда – в закрытом гробу каждого. Нет, это не жизнь.

Исполнясь отвращения, он прошел через холл, слушая эхо собственных шагов по испанскому кафелю. Денег уже заработали, со дна поднялись. Можно бы теперь стать легальными бизнесменами и горячим не заниматься, но Карлосу мало власти, мало территории.

Пройдя через гостиную к личному бару, Алехандро налил себе выпить и остановился у стеклянной двери, ведущей на террасу. Взгляд его был устремлен к горизонту. Впереди был пляж, слева бассейн, справа джакузи, а позади – белое на белом, повсюду кожа, стереосистема – умереть не встать, а наверху, в спальне, отличная телка. Он как следует приложился к стакану, наслаждаясь обжигающими горло парами пятидесятилетнего скотча.

Так и жизнь – сладкая горечь. Сняв галстук, Алехандро бросил его, не оборачиваясь, на кофейный столик. Было время, когда он и мечтать не мог завести галстук за семьдесят пять баксов, не говоря уже обо всем прочем. И теперь Карлос хочет начать войну? На кой черт? Двоюродный брат и лучшие друзья все равно погибли. Нет, хватит. Он участвовать не будет.

Алехандро допил скотч, поглядел задумчиво на звезды, потом вытащил из кармана брюк пакетик и вдохнул дозу, ощущая жалящий наркотик в носовых ходах, жгучую горечь у корня языка. Хороший продукт.

Он крякнул, прочищая горло, поставил стакан рядом с галстуком и направился в спальню. Хотелось надеяться, что София не спит и не начнет пилить. Сегодня ему это совсем не надо – а надо как следует поиметься и заснуть.

Слава Богу. София мирно спала на боку. В темноте все равно было видно, что под простыней на ней ничего нет. Глянув на нее, Алехандро начал раздеваться. Подойдя к креслу, он сбросил кожаные сандалии и начал расстегивать пояс, когда она заворочалась.

– Как хорошо, что ты сегодня рано, – шепнула она.

– Я тоже рад, – отозвался он, отметив, что голос ее звучит необычно ласково. Вот почему он ее держал возле себя: умеет девушка понимать настроение мужчины.

Он подошел к кровати, сел, скинул брюки и положил мобильник на ночной столик. Она погладила ему спину, и Алехандро закрыл глаза. Господи, до чего же хорошие у нее руки, и дыхание на щеке такое теплое. Все мышцы расслаблялись под ее тихой лаской.

– Ложись, родненький, – прошептала она. – Сегодня тебе все равно всех проблем не решить.

Он накрыл ее руку у себя на плече, все еще не открывая глаз, ощущая под ладонью мягкость ее кожи.

– Знаю. Там снаружи сидят копы, а Карлос... ладно. Слишком много сейчас всякого творится, но ты мне поможешь обо всем забыть.

Кровать шевельнулась – это она подвинулась ближе.

– Сними это украшение, миленький.

Дыхание у нее стало прерывистым, голос томным, исполненным желания – да, поэтому он ее при себе и держит.

– Я крест никогда не снимаю, – ответил он машинально, ощущая ее поцелуи вдоль позвоночника, от которых пронимала дрожь. Ах, как это у нее получается! Тело его уже было готово для нее от одной мысли об этом.

– Я не хочу его сломать, когда на тебя насяду, – засмеялась она грудным смехом.

– Ты думаешь, будто сможешь так раскачать мой мир, что цепь порвется? – засмеялся он в ответ.

– Сам увидишь – тебе судить. Я знаю, что он для тебя много значит, потому что тебе его дал брат, когда ты вступил в его команду... но если хочешь увидеть все, на что я способна, сними его. Если хочешь.

Он улыбнулся, приподнялся, чтобы дотянуться до замка, и расстегнул цепочку. Не глядя, бросил серебряное украшение на ночной столик.

– Я, знаешь, не для каждой это сделал бы.

– Знаю и тем более ценю.

Он повернулся на спину, улыбаясь этому красивому лицу, а она села на него верхом. Луна, светящая в окно, облекла ее ореолом, как у ангела. Влажная и жаркая женщина охватила его, и глаза у него закатились. Он задрожал, когда она задвигалась по нему низким кольцом-жерновом.