Анатолий Крысов - Белые медведи

Я не хочу никуда топать следом, но боюсь оставаться один, поэтому следую за спиной Сергея, которая следует за спиной Никифорыча, которая следует за спиной опера, которая тащит нас за собой через весь дом Льва Соломоновича к лестнице, ведущей в подвал. Никифорыч кажется мне темнее тучи, ведь многие знают о той драке в клубе «Сети», а я был непосредственным ее участником.

Мы переступаем через тело охранника Льва Соломоновича, и опер говорит:

- Этого грохнули прямо здесь, - объясняет и добавляет: лучше вам зажать носы. Тела подгнивать начали, так что воняет ужасно, особенно в подвале.

По моей спине пробегает холодок от последних слов. Я зажимаю нос и представляю, будто мы находимся в паршивеньком фильме ужасов. После слов «особенно в подвале» оркестр должен играть постепенно нарастающую неуютную мелодию, а когда откроется дверь в подвал, невидимый музыкант ударит со всей дури в огромную цимбалу, отчего у зрителя выскочит сердце и шмякнется прямо на пол, словно кусок парной говядины.

- Их обнаружила уборщица несколько часов назад, - продолжает опер. - Но уже установлено, что смерть всех жертв наступила около двух суток назад.

Голова охранника Льва Соломоновича, мне кажется, повернута под несколько неестественным углом. Об этом я и спрашиваю.

- Ему свернули шею, - отвечает опер. - Наша версия такова: охранник открыл дверь, затем повел убийцу в дом, а тот набросился на него сзади, сломал шейные позвонки, а затем перебил всех остальных в этом доме.

- Всех? - удивленно спрашиваю я и дальше: разве здесь был кто-то еще, кроме Геринга и его охранника?

Опер кивает головой.

- Еще две женщины, совсем молодые.

Никифорыч оборачивается и многозначительно смотрит на меня. Мы-то знаем, что это за две молодые особы погибли в этом доме. Я, конечно, не вспомню лиц, но зато тела отчетливо засели в памяти. И их звонкий смех.

- Как убили остальных? - подает голос Сергей, которому ситуация неприятна, но интересна.

- Сами увидите, - мрачно отвечает опер и открывает дверь в подвал.

Мне даже страшно предполагать, что нас ждет внизу. Надеюсь, убийца не стал разделывать трупы и раскидывать части по разным углам, желая поиграть с милицией в прятки или пазлы. Легко представить этакую головоломку на сто частей из частей тела и органов. Вот бы судмедэксперт повеселился, я думаю.

- Я боюсь увидеть не то, что их убило, - говорит мне шепотом Никифорыч и добавляет: а то, чем они до этого занимались.

Он знает тайну Льва Соломоновича, в этом нет никаких сомнений. Что ж, осталось всего каких-то десять ступеней, и мы все узнаем. Опер останавливается и говорит:

- Хочу предупредить, - он на мгновение замолкает и после: там страшно.

Опер пытается донести до нас, что там ДЕЙСТВИТЕЛЬНО страшно. Что нам ни при каких обстоятельствах не следует попадать в подвал, но Никифорыч делает последний шаг, а мы идем за ним по инерции: я зажмурившийся да Сергей, нервно перекатывающий жвачку языком по небу.

- Так я и думал, - слышу я голос Никифорыча.

В подвале Лев Соломонович оборудовал нечто вроде медицинского кабинета. Посреди комнаты стоит красивый операционный стол с яркой лампой направленного света над ними. На столе лежит одна из тех девушек, что я видел в клубе «Сети». Ее руки и ноги закреплены толстыми ремнями к столу. Сейчас они безжизненно свисают вниз, а голова девушки широко открытыми глазами смотрит прямо сквозь меня. Подойдя ближе, я вижу, что ее горло рассечено, а на теле наблюдаются множественные порезы.

- Он их резал, - шепчет Никифорыч рядом со мной.

Он стоит и в кровь сгрызает губу, сжимая и разжимая кулаки. Сергея, тем временем, начинает рвать. Опер по-дружески хлопает его по спине и приговаривает:

- Ничего страшного, мне тоже было плохо, когда я только это увидел.

Я продолжаю смотреть по сторонам, стараясь не замечать Сергея, а не то и сам могу не сдержаться. Рядом с операционным столом стоить небольшая тумбочка, на которой разложены медицинские инструменты на любой выбор: несколько скальпелей, щипцы, ножницы, пинцет и много разных игл. Похоже, Лев Соломонович в детстве не наигрался в доктора.

- Он любил резать женщин, колоть их, мучить, а затем вышвыривал на трассе еле живых, - говорит Никифорыч и добавляет: я видел несколько таких девочек. Они все заканчивали в психушке. После того, что он с ними делал, невозможно оставаться нормальным человеком.

В импровизированной операционной стоит очень хорошая акустика, так что рвотные бульканья Сергея отдаются эхом из каждого угла. Я думаю, что зря не захватил с собой коньяка, и запинаюсь о валяющуюся на полу капельницу. Она лежит ровнехонько рядом с двухлитровой клизмой, забрызганной кровью.

- Этот ублюдок истязал девочек по несколько суток, - продолжает Никифорыч. - А затем вышвыривал на трассу. Но жертвы ни черта не помнили, потому что он накачивал их наркотиками до бессознательности.

По стенам операционной стоят длинные стеллажи, также полные различных приспособлений для пыток. Я вижу механическую пилу, стамески, молотки, плоскогубцы, металлические штыри разных длины и диаметра. В самом дальнем закутке пыточной room - это что-то вроде show room, но только чуть брутальнее - в темноте скрывается клетка с очень тонкими прутьями. Опер говорит про нее:

- Прутья, по всей видимости, были подключены вот к этому генератору, - он показывает на портативный аппарат и продолжает: мощность у него небольшая, но жертве было очень больно.

Дверь в клетку открыта, и там я вижу вторую девушку из клуба «Сети». К ее шее пристегнут ошейник, а в сердце вколот нож.

- Через ошейник тоже пропускалось электричество, - поясняет опер и дальше: мы думаем, что девушек убил не Геринг, а тот, второй, который прикончил его самого. Избавил от страданий, так сказать.

Рядом с клеткой стоит просто огромный книжный шкаф, весь уставленный медицинской литературой. Я читаю названия и обнаруживаю, что особенно Лев Соломонович интересовался операциями на брюшной полости и ампутацией конечностей. Также здесь присутствуют несколько биографий известных хирургов: Амосов, Лицкий, Бакулев - все те, о ком я, конечно же, ничего не ведаю.

- В холодильнике, - не останавливается опер, - мы нашли несколько замороженных человеческих органов. Думаю, Геринг не всегда отпускал своих жертв. Хотите посмотреть?

Меня мутит, и я отказываюсь, а вскоре и вовсе присоединяюсь к Сергею. Мы оба стоим недалеко от лестницы и отправляем содержимое наших желудков на пол. До свидания, творожная запеканка!

Никифорыч расхаживает по операционной туда-сюда, что-то мычит себе под нос и внимательно осматривает убранство помещения, даже холодильник. Отворив на секунду дверцу, он морщится и отскакивает назад. Я стараюсь не видеть того, что аккуратно разложено на полочках холодильника. Сегодняшний день ужасен, но он все же вселяет в меня надежду, что моя шизофрения и персональная дорога в ад не так уж и запущены. Подумать только, еще с утра я считал себя бесповоротно сумасшедшим человеком, но теперь я нахожусь в подвале человека, который разделывал людей. Черт возьми, да я не хуже любой домохозяйки с этими своими галлюцинациями! Думаю, я даже смогу спокойно жить, если избегу секса с Анжелой и попью какие-нибудь успокаивающие отвары из безобидных трав. Никакой химии, только натуральный продукт. Надо, кстати, не забыть скинуть остатки кокаина, как только отъедем подальше от дома Льва Соломоновича. А то вдруг сейчас сюда приедут ребята с собаками проверить дом на наличие тайников. Главным тайником, скорее всего, окажусь я с этим долбаным пакетиком во внутреннем кармане пиджака.