Анатолий Крысов - Белые медведи

Я это все знаю, поэтому говорю:

- Об этом не может быть и речи! Никакого электрошока!

- Вы не совсем понимаете суть, Александр Евгеньевич, - упорствует доктор и продолжает: электросудорожная терапия незаменима при работе с такими пациентами, как ваша сестра. Ей ведь ничего не грозит, кроме выздоровления.

На этих словах доктор Песков еле слышно смеется. Мне становится не по себе от его манер, от его губ, растянувшихся в сальной улыбке. Стараюсь смотреть по сторонам и вижу резиновых людей, глазеющих на меня из окон безликих палат. Я задаюсь вопросом, бывает ли в этих стенах хоть иногда улыбка. Или здесь можно встретить только жидкие силуэты в смирительных рубашках и рваных фланелевых халатах. Музыка любой психиатрической больницы - это нудный «белый» блюз под аккомпанемент хнычущего пианино.

Говорю:

- Я бы предпочел обойтись без электрошока, в любом случае.

Мое сознание рисует картину Инны, лежащей на длинном металлическом столе, а тело ее бьется в ужасающих конвульсиях - это через ее мозг пропускают электричество. Чтобы зубы не сломались, между ними санитары привязали кожаную прокладку, которая промокла от вязких слюней, брызжущих в разные стороны.

Я морщусь и снова говорю:

- Нет, точно никакого электрошока. Я против!

- Дело ваше, - отвечает доктор и добавляет: но имейте в виду, что я рекомендую. Уверен, что когда-то нужно будет решиться на этот шаг.

Около палаты Инны стоит женщина, прижавшая руку к двери. Подойдя ближе, я вижу, что это моя жена Татьяна. Она не двигается, а только смотрит внутрь палаты, внимательно разглядывая Инну.

- Привет, - здороваюсь я и говорю: не ждал увидеть тебя здесь.

- Ой, привет, Саша, - Татьяна улыбается. - Я тоже не ожидала, думала, у тебя много дел. Как ты?

- Потихоньку, - отвечаю я. Нет нужды рассказывать ей обо всем, что происходит. Пусть продолжает жить в маленьком мирке тренингов и самореализации.

Доктор Песков переминается с ноги на ногу, затем спрашивает, знакомы ли мы. Добро улыбается, когда слышит, что Татьяна - моя жена. Он говорит:

- Вот и чудесненько! - хлопает в ладоши и продолжает: к сожалению, я пока не могу пустить вас к пациентке, так что придется ограничиться этим окошком.

- Ничего страшного, - отвечает Татьяна и добавляет: она же не говорит.

Зато она может слышать, думаю я, но вместо этого произношу:

- Спасибо, доктор. Обратную дорогу мы найдем сами.

Татьяну, как и меня, несколько смущает присутствие доктора - мы не можем нормально говорить при малознакомых людях - поэтому она протягивает руку для прощального пожатия. Видно, что доктору не особо хочется уходить, так как, кажется, его главный жизненный интерес - это человеческое общение в нестандартных ситуациях. Он желает изучить наше поведение перед палатой полумертвой Инны, а потом опубликовать об этом статью в одном из психиатрических научных журналов. - Что же, хорошо, - соглашается доктор Песков. - Если буду нужен, ищите меня на первом этаже.

Он уходит, громко шлепая чуть отошедшей подошвой сменной обуви по линолеуму. - Как думаешь, он хороший специалист? - спрашивает Татьяна.

Хотелось бы верить, думаю я и отвечаю:

- Конечно. Настоящий профессионал.

- Может быть, лучше увезти Инну заграницу? - продолжает Татьяна. Ее сегодняшнее состояние похоже на то, что происходило во время похорон Сурикова. Только сумасшествие пугает мою жену не так сильно, как смерть.

- Какой смысл? - этим вопросом я обозначаю свое несогласие. - Что здесь, что там - все одно. Должно произойти чудо, чтобы Инна пришла в себя. Чудесам ведь плевать на географическое положение.

Татьяна кивает головой и говорит, что я прав. Если бы наша семья была хоть чуточку более религиозной, мы бы сейчас ставили свечки за здравие в церкви. Но веры никогда не было ни в моем сердце, ни в сердце Татьяны, тем более. Зачем она нужна, когда есть деньги, а?

- Почему она перестала общаться со мной, Саша? - говорит Татьяна и дальше: я чувствую себя виноватой. Может быть, я обидела ее чем-то?

- Дело в другом, - отвечаю я, хотя и не имею понятия, в чем именно.

- Скорее всего, - кивает она. - В любом случае, жалко. Мы ведь неплохо ладили когда-то.

Действительно, я не помню ни одной ссоры между Инной и Татьяной до того момента, как общение было прервано моей сестрой в одностороннем порядке. Кажется, на свадьбе они, обнявшись, кружили в медленном танце под балладу Gunsamp;Roses, а на следующий день Инна даже не захотела с Татьяной здороваться. - Она придет в себя? - говорит Татьяна, пытаясь взять меня за руку, но у меня начинается новый приступ боли в ожоге, поэтому я отстраняюсь и прижимаюсь к стене.

Говорю:

- Не знаю, - тру воспаленную грудь и дальше: постараюсь сделать все, от меня возможное.

- Так страшно, - мычит Татьяна, а я мечтаю о сильном обезболивающем или паре дорог кокаина. Это бы вернуло меня в нормальное состояние.

Становится так плохо, что изо рта вырывается тугой вздох. Татьяна удивленно наблюдает за мной, она не может понять, что происходит.

- Саша, что с тобой? Тебе плохо?

Хуже некуда. Я не могу ответить и только произвожу стоны. Жуткие звуки слышит моя жена, должен признаться. Похоже, действие таблеток кончилось. На секретной квартире у меня осталась парочка, врученная Никифорычем.

- Почему ты мычишь? - не унимается Татьяна и говорит: скажи хоть что-нибудь.

Борясь с онемением челюсти, я прошу ее помочь мне добраться до такси, не объясняя, почему я приехал не на личном автотранспорте. Никто не ждал внезапных приступов, факт.

Татьяна ведет меня под руку длинным коридором на улицу и ни черта не может понять. Я говорю, что случайно обжегся вчера, пытаясь сварить суп.

- Ты не мог поесть в ресторане? - слышу в ответ.

- Не хотелось быть в толпе, - сиплю я.

- Как ты умудрился ошпариться супом?! - кричит Татьяна, когда мы выходим из психиатрической больницы. Колкие снежинки сыплются на голову, я скольжу к такси.

Водитель помогает Татьяне погрузить меня на заднее сиденье. На прощание я прошу ее не волноваться, говорю, что позвоню вечером. Машина трогается, и сквозь ледяные узоры на заднем стекле я вижу удаляющуюся Татьяну, которая почему-то машет мне рукой.

Приехав домой, я заглатываю все обезболивающие, полученные от Никифорыча. Облегчение наступает не сразу, но достаточно быстро. И вот я уже развалился на диване, пью горячий крепкий чай, закусывая черствой булкой с корицей.

Снимаю пиджак, а из внутреннего кармана на пол что-то падает. Это дискета Сергея. Черт, я же обещал ему прочитать этот долбаный роман или рассказ, или что он там написал! Слава Богу, где-то здесь у меня хранится старинный ноутбук середины девяностых, купленный неизвестно зачем.

Я роюсь на антресолях, в кладовке, но нахожу ноутбук в шкафу с одеждой и постельным бельем. По какой-то неведомой причине я спрятал его под простынями весьма игривой раскраски.