Майкл Маршалл - Соломенные люди

– Нина, заткнись.

До самой Пимонты они ехали молча. Нина сидела, положив папку на колени. Когда они вернулись в поселок, было уже темно и на улице появилось больше автомобилей местных жителей. Во многих окнах горел свет. Зандт остановился перед гостиницей, выключил двигатель, но не стал открывать дверцу, так что Нина продолжала сидеть рядом.

– Все еще хочешь есть? – наконец спросила она. В машине начинало становиться холодно. Мимо уже прошли две пары, направляясь к главному зданию в предвкушении ужина.

Зандт вздрогнул, словно возвращаясь мыслями откуда-то издалека.

– Как пожелаешь.

Она попыталась улыбнуться.

– Мне все равно.

– Здесь – не все равно. Ужин с половины седьмого до девяти. Либо мы поедим сейчас, либо уже утром. Завтрак с семи до восьми и не слишком обильный.

– Здесь что, нигде не купить даже гамбургера? Или чуть позже они уже и сэндвич не могут приготовить?

Зандт повернулся к ней, и на этот раз его улыбка выглядела почти настоящей.

– Ты ведь не из этих краев, верно?

– Нет, слава богу. Как и ты. Там, откуда мы родом, можно поесть когда захочешь. Даешь деньги, и тебе дают еду. Современно и удобно. Или ты столь долго тут прожил, что обо всем забыл?

Он не ответил. Неожиданно она уронила папку под ноги и открыла дверцу.

– Подожди здесь.

Зандт ждал, глядя через ветровое стекло, как она целеустремленно шагает к главному зданию. Голод, который он ощущал после дневной прогулки, давно прошел. Зато он чувствовал холод, как снаружи, так и изнутри. Он не привык иметь дело с теми, кто его знал, и ему было слегка не по себе – мысли и чувства никак не удавалось привести в порядок. Он долгое время провел в пути, и люди, которых он встречал, воспринимались лишь как некий фон: человек за стойкой бара, наполнявший его стакан; парень, несколько дней работавший на заднем дворе мотеля; некто на заправочной станции, который глядел в никуда поверх его машины, пока он заправлялся, а потом выехал на дорогу и быстро исчез. В последнее время он почти ни о чем не думал, чему помогало полное отсутствие каких-либо зацепок, касавшихся его прошлого существования. Появление Нины все изменило. Он пожалел, что не уехал днем раньше и что она, приехав, не обнаружила, что его уже нет. Но Зандт знал о ее настойчивости куда больше других и знал, что если уж она решила его найти – то сделала бы это во что бы то ни стало.

Он посмотрел на лежащую на полу папку. Она была толстая. У него не было никакого желания к ней притрагиваться, не говоря уже о том, чтобы заглянуть внутрь. Большая часть того, что там находилось, и так уже была ему хорошо известна. Остальное наверняка мало чем от нее отличалось. Его охватило странное чувство оцепенения, смешанного с ужасом, подобное завернутому в вату острому лезвию.

Услышав звук закрывающейся двери, он поднял взгляд и увидел возвращающуюся от главного здания гостиницы Нину, которая несла что-то в руке. Он вышел из машины. Стало намного холоднее, небо приобрело свинцовый цвет. Шел снег.

– Господи, – сказала она, и пар от дыхания окутал ее лицо. – А ты и в самом деле не шутил. Еда навынос не продается. Однако я все-таки купила вот это.

Она протянула ему бутылку ирландского виски.

– Сказала, что мне очень нужно.

– Собственно, я больше не пью, – ответил он.

– Зато я пью, – сказала она. – А ты можешь сидеть и смотреть.

Она открыла дверцу и забрала папку. Зандт заметил, что она проверяет, не сдвинута ли та с места, желая узнать, не заглядывал ли он туда в ее отсутствие.

– Нина, почему ты здесь?

– Я приехала, чтобы тебя спасти, – ответила она. – Добро пожаловать назад в мир.

– А если я не хочу возвращаться?

– Ты уже вернулся. Просто еще об этом не знаешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Джон, здесь холодно, как в морге. Давай зайдем в дом. Я уверена, ты столь же успешно сможешь испепелять меня взглядом и под крышей.

Он удивленно рассмеялся.

– Несколько грубовато, тебе не кажется?

Она пожала плечами.

– Ты же знаешь правила. Ты спишь с женщиной – она получает право командовать тобой всю оставшуюся жизнь.

– Даже если она сама это начала? И закончила?

– Насколько я помню, ни за первое, ни за второе ты не дрался зубами и когтями. В каком из этих деревенских сараев ты сейчас обитаешь?

Зандт кивнул в сторону своей пристройки, и Нина пошла прочь. Несколько мгновений он размышлял, не вернуться ли в машину и не уехать ли, но в конце концов передумал и последовал за ней.

Зандт развел огонь в камине, пока Нина сидела в потертом кресле, положив ноги на кофейный столик. Он понимал, что сейчас она анализирует окружающую обстановку в свете лампы: изношенные ковры, пообносившуюся, хотя и изящную мебель, картины, которые могли понравиться только владельцу гостиницы. Половицы были выкрашены в мягкий белый цвет, и в нескольких дюймах от ног Нины в вазочке стоял букет местных цветов. Зандт направился в ванную за стаканами.

Нина улыбнулась, глядя на пламя за каминной решеткой. Огонь потрескивал, словно радуясь пробуждению, готовый пожирать брошенное ему топливо. Казалось, прошло немало времени с тех пор, как она видела настоящий огонь. Он напомнил ей о каникулах в детстве, и она вздрогнула.

Когда Зандт вернулся, она открутила пробку с бутылки и налила две порции. Он немного постоял, словно не в силах заставить себя к ней присоединиться, но затем взял второй стул. В комнате постепенно начинало становиться теплее.

Она поднесла стакан обеими руками к губам и посмотрела через его край на Зандта.

– Ну, Джон, как ты жил все это время?

Он сел, уставившись прямо перед собой и не глядя на Нину.

– Просто расскажи обо всем, – сказал он.

Три дня назад девочка по имени Сара Беккер сидела на скамейке на Третьем бульваре в Санта-Монике, Калифорния, и слушала диск, вставленный в плеер, который ей подарили на четырнадцатилетие. Дома она напечатала на компьютере аккуратную этикетку со своим именем и адресом и приклеила ее сзади к плееру прозрачной лентой, чтобы не выцвели чернила. Хотя ей очень не хотелось портить гладкую хромированную поверхность, еще больше ей не нравилась мысль о том, что она может его потерять. Когда плеер нашли, оказалось, что она слушала альбом "Generation Terrorists" британской группы под названием "Мэйник стрит причерс" [6] – хотя, как знала Сара, их обычно называли просто «Маньяки». Группа не пользовалась особой популярностью в ее школе, что было одной из причин, по которой она слушала именно их. Все остальные грезили принцессами поп-музыки и безвкусными юношескими поп-группами или раскачивались в едином порыве под неразборчивые, понятные только им слова в сопровождении столь же неразборчивой мелодии в стенах концертного комплекса в Малибу. Сара предпочитала музыку, в которую создатели вложили хотя бы некоторый смысл. Она полагала, что для ее возраста это нормально. В четырнадцать лет ты уже не ребенок. По крайней мере не в наши дни и не в Лос-Анджелесе. Не здесь и не в 2002 году. Ее родителям требовалось некоторое время, чтобы это понять, но даже они сознавали, что это так.