Олег Дивов - След зомби

Но Доктор грамотно и аргументированно возразил: «Мы тут ни при чем. Мастера искалечили те, кто вел «Программу Детей». Больше его никто не трогал (Генерал и Очкарик переглянулись). Более того, сейчас мы замаливаем грехи тех, кто Мастеру нагадил. Мы предлагаем ему место, где он будет счастлив и получит занятие, которое ему однозначно придется по душе. Я изучил этого мальчика вдоль и поперек. И я вам ручаюсь, как психолог и как сенс, что он именно сейчас готов к тому, чтобы принять наше предложение с радостью. Да, его постоянно будут терзать сомнения. Чем дальше, тем больше. Но я возьму его под личный контроль. И буду направлять его сомнения так, что они пойдут Школе только на пользу. Мальчик найдет в Школе свое место, и из него получится отличный лидер. Ничего не хочу сказать плохого про господина Басова, но он для охотников староват и чересчур властен. Они устают от постоянного давления, это для Басова плохо кончится. А Мастер такой же, как они, только во многом их превосходит — и они будут за ним тянуться. Он создаст для охотников самые комфортные условия. И будет легко управляем, я вам гарантирую».

— Мы вам, конечно, верим, — сказал Генерал. — Не подумайте, что мы сомневаемся в вашей компетенции. Мы просто очень не хотим неприятностей. Сами понимаете, если парень начнет брыкаться, его придется ликвидировать… А нас за это по головке не погладят, будьте уверены. Сейчас не тридцать седьмой год.

— Но вам же нужен в Школе надежный человек? — спросил Доктор, мягко улыбаясь.

— Позарез! — воскликнул Генерал. — И если он так хорош, как вы говорите, мы его быстро продвинем в старшие.

— Давайте решать сейчас, — пробормотал Очкарик, в сотый раз листая файл Мастера. — Иначе у него щенок вырастет, поздно будет переучивать.

— Он снова завел собаку?! - вскричал Доктор в изумлении.

— Уже две недели, — кивнул Очкарик, внимательно глядя на Доктора. — Эти данные в файл еще не занесли. А что вы так волнуетесь? Это плохо?

— Это же знак стабилизации! Мастер приходит в себя! Он же самоцельная личность, он может снова законсервироваться — и тогда с ним не о чем будет говорить! — взволнованно затараторил Доктор. — Он открыт для контакта только в периоды, когда ему больно. А в нормальном состоянии мальчик невнушаем и делает выбор только самостоятельно. Ему же ничего не докажешь, когда у него все хорошо! Он сам решает, что ему делать…

— А вы действительно знаете парня вдоль и поперек! — восхитился Генерал с кривой усмешкой. — Что это вы так им заинтересовались?

— Мастер — выдающаяся личность, — твердо ответил Доктор. — Он нам пригодится. Ловите момент, господа! Этот подонок, который застрелил его предыдущую собаку (Генерал и Очкарик переглянулись вновь), он же оказал нам неоценимую услугу, сам того не желая! Он дал нам шанс достучаться до сердца Мастера.

— Как же вы будете его такого страшного контролировать, когда он в Школе окажется? — спросил Генерал. — Плеткой хлестать будете, чтоб ему больно стало?

— Плеткой его не возьмешь, — улыбнулся Доктор. — Но, когда он придет в Школу, поверьте мне, он раскроется полностью уже через месяц-другой. Он впервые в жизни будет среди друзей.

— Спасибо, Андрей Николаевич, — кивнул Генерал Доктору. — Вы меня убедили. Надеюсь, об этом решении нам не придется сожалеть. Терпеть не могу вообще причинять людям неприятности, а у этого парня еще и роскошная фотокарточка. У меня же дочь растет, и я ничего с собой не могу поделать — на любого красивого парня смотрю как на потенциального зятя. Боюсь — а смотрю. Смотрю — и боюсь…

— Да нет у вас никакой дочери, — улыбнулся Доктор, вставая из-за стола. — Своим бы хоть очки не втирали. До свидания, господа.

— С-скотина! — прошипел Генерал, когда дверь за Доктором закрылась. Сформулировать угрозу в разговоре с Доктором именно через упоминание несуществующей дочери ему посоветовал ведущий психолог Штаба. И перемудрил: Доктор, который, по слухам, «видит правду», все воспринял буквально.

— Психологов — ненавижу! — заявил Генерал Очкарику.

— А этот парень много общался с психологами, — съехидничал Очкарик, показывая на файл Мастера. — И у самого задатки есть…

— И его ненавижу! — стукнул кулаком по столу Генерал. — И тебя убил бы. И от работы этой долбаной охренел. И себя — не-на-ви-жу!

— Это правильно, — меланхолично протянул Очкарик, укладывая в папку документы на кандидатов в охотники. — Ты у меня тоже в печенках сидишь. Тут я с тобой солидарен.

— Тьфу! — рассмеялся Генерал. — Пошли обедать? Вдруг полегчает…

— Нет, — покачал головой Очкарик. — Здесь тебе не Ангола. Здесь бывает только хуже…

— А ведь Басова-то скоро пристрелят! — вдруг осенило Генерала. — Тут этот ушлый Доктор прав на все сто, он охотников просто задолбал!

— Интересно, как они следы заметут…

— Спишут на расход материала. Погиб на расчистке, тело противник уволок под землю… Или вообще создадут такие условия, когда его вместе с собакой твари съедят! — Генерал поднялся из-за стола. — Короче — придумают как. Вот черт попутал собрать в одном месте столько изобретательного народа… Кулибин на Кулибине. Гребаный Доктор! Как ляпнет что-нибудь — всегда в точку! И ведь он сводки не читает в отличие от нас. У него агентуры нет…

— Доктор — психолог, — вздохнул Очкарик.

— Ненавижу! — заключил Генерал.

В этот момент Доктор, садясь в машину, поежился, как от озноба. Он хорошо понял, что болтовня Генерала о дочерях имеет отношение именно к его, Доктора, дочери. Доктор на самом деле умел «видеть правду». Только в совершенно ином ключе, нежели это предполагал Генерал, который для Доктора был словно открытая книга. Единственный человек, чьих истинных мотивов Доктор никак не мог разобрать, был он сам.

Мастер остановил машину буквально на минуту — купить сигарет, но, вернувшись в салон и закурив, понял, что трогаться с места не хочет. «Устал. Что будет, если я не выдержу? Или меня действительно убьют… У Хунты хватит злобы поднять Школу. Вот будет картинка… Не могу себе представить. Они же все такие благоразумные, уравновешенные. Были… Теперь наблюдения ясно показывают — будет взрыв.

Начнется он, как водится, с бойни внутри Школы. И ею же скорее всего закончится, потому что для начала затравят собаками Саймона, с пещерной жестокостью. Первая кровь пущена, ребята сбросят пар и начнут думать: а чего же мы, собственно, натворили? Но Хунта им разобраться не даст, потому что бросит клич: на Штаб, едрёныть! Только охотники — не однородная масса. И, конечно, «Трешка», как самая задумчивая и озабоченная инстинктом самосохранения, выступит против. Мэкс резонно заметит, что за Саймона им ничего не будет, а вот дальше идти не след. Хунта влепит ему пулю между глаз, «Третья» спустит псов и ощетинится стволами. На нее навалится «Вторая» и рядовые из «Первой», которым в спины будет, в свою очередь, стрелять «Четвертая». Правда, «Четверке» придется сначала задавить свое руководство, а это ветераны, их убить трудно. И в тихом углу заляжет Батя с верхушкой «Первой». Будет ловить момент, ждать, чья возьмет, чтобы потом шлепнуть победителя и захватить власть в Школе. Но их из этого угла выкурят и тоже заставят стрелять. В этой драке — мама, мне подумать страшно! — «Третью» и «Четвертую» перебьют целиком, но и из прочих охотников уцелеет, дай бог, половина. Наверняка погибнут все собаки, кроме запертых на псарне. Да и тех прикончат. Рабочую кавказку, оставшуюся без проводника, убить дешевле, чем заново приручить».