Альберт Санчес Пиньоль - Пандора в Конго

– Как вам удается создать из ничего целую историю?

– Я ничего не создаю, просто следую сценарию, – пояснил я сухо. – Я ничего не придумываю, только заполняю пробелы.

Нортон покачал головой.

– Возможно, вы и правы, – сказал он тоном человека, который признает свое невежество в какой-то области, – но я по-прежнему считаю, что у вас живое перо.

Подозреваю, что он не мог придумать никакой иной похвалы для этой идиотской литературы. В любом случае, весь этот разговор был не более чем простой данью вежливости, прологом к разговору, ради которого встретились два столь разных человека, как мы. Он поменял тему разговора.

– А сколько вам платил доктор Лютер Флаг за каждую книгу?

– Флаг ничего мне не платил, – ответил я. Мое негодование еще не иссякло, и в голосе прозвучало раздражение: – Флаг платил другому человеку, этот человек платил Спенсеру, Спенсер – некоему Струбу, а Струб – мне. Каждый последующий выжимал из меня немного больше соков, чем предыдущий.

– Я заплачу вам втрое больше. Таким образом, вы получите компенсацию за тройную эксплуатацию.

Я ничего не ответил. Нортон склонился над столом.

– Мне хотелось бы, чтобы вы написали книгу, историю о событиях в Африке. Молодого человека, который расскажет ее вам, зовут Маркус Гарвей, и он сидит в тюрьме.

– А как он туда попал?

– Он ожидает суда. Его обвиняют в убийстве двух братьев – Ричарда и Уильяма Краверов. Дела его очень скверны.

Я поинтересовался:

– Ему грозит виселица?

Нортон разочарованно вздохнул, открыл одно из дел и сказал:

– Улики против него. А хуже всего то, что жертвы – люди не простые. Речь идет о сыновьях герцога Кравера.

Я не знал, кого он имел в виду. Нортон напомнил мне:

– Судан, осада Хартума… припоминаете?

– А, конечно да! – выпалил я. – Кравер был офицером, которому не удалось спасти генерала Гордона, оказавшегося в осаде в Хартуме. Несколько лет спустя его реабилитировали и дали титул герцога.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Уильям и Ричард были сыновьями этого человека. А Маркус – безвестный конюший. Я не думаю, что у него будет много возможностей для защиты. На данный момент единственный путь, которым я могу следовать, – это подавать жалобы о невыполнении процессуальных формальностей и таким образом выигрывать время.

Мои брови медленно двинулись вверх, подобно подъемному мосту:

– Но я совсем не знаю законов и никогда не редактировал юридических текстов.

Нортон заговорил как человек, бесконечно уверенный в себе:

– Вам и не понадобится этого делать. Предоставьте мне работу адвоката и займитесь литературой. Расскажите о событиях в соответствии с версией Гарвея, напишите его историю как повесть. Сюжет того стоит. – В голосе Нортона зазвучали торжественные нотки: – Ричард и Уильям Краверы отправились в Конго летом 1912 года. Маркус сопровождал их в качестве помощника. Все трое углубились в сельву и достигли самых отдаленных ее районов. Однако вернулся оттуда только Маркус. Он скрывался от правосудия, пока наконец его не поймали здесь, в Лондоне, в конце прошлого года.

– А улики?

– Неопровержимые. Суд располагает заверенным у нотариуса письменным свидетельством английского посла в Конго. Кроме того, у Гарвея были изъяты предметы, послужившие мотивом преступления: два огромных алмаза, стоимость которых определяется астрономической цифрой. У прокурора есть и признание Гарвея. Даже одной из этих улик было бы достаточно, чтобы десять раз повесить такое ничтожество, как Маркус Гарвей.

– Тогда зачем вам нужно, чтобы я писал хронику in extenso [1]событий в Конго?

– Не знаю, – лаконично ответил Нортон.

– Как это следует понимать? Почему вы хотите, чтобы я отредактировал версию Гарвея?

Адвокат заявил, скорее ради красного словца, чем в порыве искренности:

– Потому что я в отчаянии.

Тут Нортон выдержал паузу. Его следующие слова были хорошо продуманы:

– У меня нет времени брать у него подробные показания. Кто знает, может быть, читая подробное изложение событий, мне удастся придумать какую-нибудь разумную линию защиты.

Я колебался. Он улыбнулся мне:

– Ваши повестушки сделали чуть приятнее жизнь многих людей. Теперь у вас появилась возможность спасти жизнь одного человека.

С его точки зрения, эти доводы, наверное, были достаточно вескими, потому что он даже не поинтересовался, соглашаюсь ли я на его предложение. Сказать по правде, мне не пришло в голову отказаться. Мы уточнили некоторые детали, и он проводил меня до двери.

Нортон умел быть очень ласковым, но мог также проявлять редкостную холодность. Я обнаружил это именно тогда. Пока мы шли по коридору до двери, он, глядя на меня, произнес поучительным и укоризненным тоном:

– Никогда не спрашивайте у адвокатов, виновны ли их клиенты. Если бы Джеку Потрошителю понадобились мои услуги, я бы защищал его интересы. Но не следует смешивать профессиональный долг защитника и способность верить своему подопечному. Сия последняя черта принадлежит сфере частной жизни. В глубине души я противник смертной казни. Когда государство убивает, оно приравнивает нас к самому кровожадному из убийц.

– Вы хотите сказать, что Маркус заслуживает виселицы?

– Я хочу сказать только, что вы достаточно умны, чтобы составить обо всем собственное мнение. Никто не знает Маркуса Гарвея так близко, как его узнаете вы.

Он открыл мне дверь и вдруг улыбнулся. На лице такого человека, как Нортон, подобная робкая улыбка удивляла своей неожиданностью.

– Знаете что? – произнес он откровенным тоном. – Теперь, когда я могу на вас рассчитывать, в этом деле нас стало трое. Один человек, один благородный дух и один рыцарь. Не знаю только, как точно распределены роли.

– Я вас не понимаю, – сказал я. Улыбка стерлась с лица Нортона.

– То, что произошло в Конго, непостижимо для человеческого ума, Томсон. Эта история из тех, которые заставляют тебя сомневаться во всем. Выслушайте ее и запишите. Я никогда не слышал ничего столь невероятного. Никогда. Думаю, и вы тоже.

Я уже говорил, что Нортон создавал впечатление молодого и честолюбивого адвоката. Моя интуиция подсказывала мне и другое: за этим хладнокровием улитки скрывался отбойный молоток разума; для этого человека не существовало друзей и врагов; у него были блестящие мозги и твердая воля, призванная служить в основном эгоистичным целям. Люди такого склада не могут оказаться в тех же рядах, что Томи Томсон.

Нам бы следовало чаще прислушиваться к нашему внутреннему голосу.

С самого первого дня моей работы мне пришлось столкнуться со значительными сложностями. Маркус Гарвей еще не был осужден, и, каким бы странным это ни показалось, данное обстоятельство не помогало мне, а лишь создавало значительные неудобства.