Скотт Смит - Четыре степени жестокости

Вместо этого я подошла к двери соседней камеры. Чтобы заглянуть в нее, требовалась некоторая сноровка. В двери каждой камеры лазарета находилась щель на уровне глаз. Безусловная роскошь дли всех, кто привык к жизни в общем блоке с его решетчатыми дверями и холодными каменными стенами. Я посветила фонариком внутрь и увидела Кроули, сидящего на унитазе со спущенными штанами. Он усмехнулся, заметив луч моего фонарика. Кроули, худой и костлявый, весь в татуировках, напоминал бывшего наркомана: темные затуманенные глаза, длинные сальные волосы, щетина на подбородке. Широкая перевязь вокруг груди поддерживала его правую руку в гипсе, которая торчала, как сучковатая ветвь дерева, а пальцы покоились на краю умывальника. Здоровой рукой он упирался в стену, словно комнату раскачивало, как корабль во время шторма.

— Вы как раз вовремя, — сказал он. — Я все думал, кто мне подотрет задницу.

Я ничего не ответила. Лишь отошла от камеры и направилась по коридору мимо камеры Джоша, не забывая светить фонариком в каждую дверь, словно делала обход. Большинство зэков спали, свернувшись калачиком, или лежали на спине и смотрели в потолок. Слабые, бесхарактерные, старые людишки.

Через три камеры от того помещения, где находился Джош, я увидела ужасную картину. Его звали Дональд Лори, но мы все называли его Жильцом. Его жирное, обрюзгшее тело полулежало на койке, он был оглушен снотворными. Вместо пальцев на его распухших ногах и руках остались только мягкие шишки, черты его лица были почти полностью стерты. Деформация началась снизу, с правой щеки, с того места, где когда-то была челюсть, затем она уничтожила небо, нос и разделила бороздой лоб на две неравные части. Он склонил голову набок и принюхивался, как слепой. Этот человек пытался совершить самоубийство, но ему не повезло. Пуля сыграла с ним злую шутку, так и не выполнив своей работы. Жилец был объектом для постоянных шуток и насмешек со стороны надзирателей, которые предлагали новичкам после обеда сделать обход в лазарете.

Иногда ты забываешься. Во внешнем мире происходят катастрофы, странные события и происшествия. Но только не здесь. Дитмарш населяют чудовища.

Он долго сидел на краю матраса и молчал. Потрясения прошедшего дня причиняли ему почти что физическую боль. Затем он убрал маленькую графическую новеллу Кроули в щель в столбике его кровати и начал раздеваться. Когда спустилась ночь и все шорохи стихли, он услышал шепот. Это Кроули из соседней камеры спрашивал, как все прошло. Не получив ответа, он повторил вопрос громче. В его голосе слышалось волнение. Чувствуя себя виноватым, усталым и растерянным, Джош попросил Кроули оставить его в покое.

Он замолчал, чувствуя страх и опустошенность и надеясь, что Кроули все поймет. Полчаса спустя он услышал стук и увидел, как что-то мелькает у щели его двери. Нечто похожее на мотылька, бьющегося об оконное стекло. Он то появлялся, то исчезал. Джош встал, протянул руку и лишь с третьего раза поймал привязанный за нитку спичечный коробок.

За спичками он нашел свернутую серебристую бумагу с марихуаной внутри. Это был подарок. Знак перемирия. Жест дружбы.

— Спасибо, — произнес он в тишине, но ему никто не ответил.

Джош сел на кровать, раздумывая, что делать. Можно ли включить в камере свет? Курение запрещено. Для этого есть специальный участок во дворе, где одновременно могут собираться не более двадцати человек. Он видел, как иногда зэки, которым надоедало ждать своей очереди, развязывали драку. Медлительного курильщика вытаскивали из круга и жестоко избивали. Джош все еще ощущал запах рвоты. Его одежда лежала на полу, он хлюпал носом от холода, у него началась эрекция, и он был доведен до отчаяния горем и одиночеством. Маленькая порция марихуаны — самое лучшее лекарство. Он два раза чиркнул спичкой, и все было сделано. Искра вспыхнула в его пальцах, и мир вокруг закружился в веселом водовороте.

Сон все не шел, поэтому Джош взял блокнот и принялся рисовать, прижав к плечу фонарик. В библиотеке он нашел точно такую же книжку, которая была у него в детстве. «Книга троллей» Д’Аулаира. Эта история напомнила ему о его собственной жизни в тюрьме, и он рисовал некоторых зэков и охранников в виде чудовищ. Тролли были повсюду: грубые и страшные, грязные и жестокие, огромные и безобразные. У некоторых было по двадцать голов. У других — длинные носы, кривые зубы и хвосты. Одни тролли носили головы в руках. У других был один глаз на целую компанию. И у троллей не было души. Они варили в котлах людей и сторожили сокровища в своих пещерах. Они выходили только по ночам и сгорали на солнце.

Отчитавшись о поездке, я подвела итог рабочего дня и похвалила себя за то, что мне удалось соблюсти формальную дисциплину. Мировоззрение зэков подобно вирусу, оно в любой момент может проникнуть в твой мозг, стоит хоть немного расслабиться. В течение нескольких дней я раздумывала о том, стоит ли сообщать Уоллесу о комиксе Джоша и Кроули. Но я не доверяла Уоллесу, и мне не хотелось, чтобы ему стало известно, как мучительно давалось мне это решение. В конце концов, я оказалась в этом двусмысленном положении по его вине. К тому же кто знает, к чему это приведет. Меня тревожила дружба Кроули с Джошем. Вряд ли Кроули станет просто так тратить время на столь мелкую и малопривлекательную рыбешку. Впрочем, осужденные на большой срок уголовники часто используют новичков в качестве курьеров или мальчиков на побегушках. Причины и цели подобных поступков можно установить легко, и все равно я не могла избавиться от этих мыслей.

Джош по-прежнему вызывал смешанные чувства. Меня беспокоило, почему ему разрешили покинуть тюрьму, и я не могла забыть о том, какое потрясение он испытал, узнав о болезни отца. Его образ — совершенно подавленного и разбитого этим известием человека — до сих пор стоит у меня перед глазами. Обычно меня мало интересуют зэки, но однажды вечером, когда я потягивала уже третий стакан мерло и проходила занятия на онлайн-курсах по правам заключенных, я не удержалась, отвлеклась от тестирования и решила поискать в Интернете сведения о Джоше.

С появлением Интернета тюремная информация стала более доступной. По заведенному порядку в тюрьме нельзя говорить, за что тебя посадили. Подобная скрытность порождает множество слухов и намеков, которые превращаются к своего рода валюту, способную повлиять на репутацию того или иного заключенного. Большинство зэков — прирожденные лгуны и законченные подонки, они склонны врать о своей жизни, подчеркивать свои заслуги и скрывать самые отталкивающие эпизоды. Если, к примеру, ты скиннер — насильник-педофил, но никто об этом не знает, ты открыто заявляешь о своей ненависти к тем зэкам, которых подозревают в изнасилованиях, чтобы о тебе не пошли нехорошие слухи. Если окажешься слабаком или невзлюбят сокамерники, то на тебя навесят ярлык, над тобой будут издеваться или даже опустят, в зависимости оттого, какие сведения о тебе станут всеобщим достоянием. Если только не сможешь их опровергнуть или постоять за себя. Но теперь, когда кто-то из зэков хочет разузнать побольше о своем соседе, которого посадили в последние пять или десять лет, ему всего лишь нужно попросить знакомых на воле поискать информацию в Интернете и сообщить результаты поиска во время следующего визита. Нам постоянно приходится иметь дело с последствиями подобных «медвежьих» услуг.