Марина Серова - Дом трех вдов

© Серова М. С., 2019

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019

Он завещал, чтобы его кремировали, а пепел развеяли над водой.

Река в это день была серо-стальной, мрачной, ледяной даже на вид — не хотелось в нее погружаться ни живому, ни мертвому. Впрочем, ему было уже все равно. А нам предстояло выполнить условие его завещания.

Палуба яхты мерно покачивалась под ногами. Элегантные холеные дамы в трауре и солидные господа провожали Кирилла Ганецкого в последний путь. Все у него было первоклассное — автомобили, трубки, костюмы, жены, яхты.

Вот и этот корабль был зримым воплощением богатства. Не какая-нибудь хрупкая скорлупка с парусом, а солидная металлическая посудина с двумя двигателями, застекленной просторной каютой и вышколенной командой.

Места на палубе хватило всем родным и близким покойного. Таковых насчитывалось двенадцать человек. Не считая меня, конечно.

Тринадцатый гость на этой траурной церемонии, я стояла с фарфоровой урной в руках. Лица присутствующих были бледны до зелени — от холода, качки и печали по усопшему. Или от ненависти к нему?

— Не понимаю, к чему такой странный ритуал! — Голос вдовы номер два взлетел до истерических нот. — Почему нельзя было лечь в землю, как все нормальные люди?! Вот вечно он выделывался!

Родные и близкие старательно отводили взгляды. Всем хотелось побыстрее закончить с неприятной церемонией, но никто не желал первым этого показать.

Я резко выдохнула и сказала:

— Думаю, пора начинать.

Все с облегчением перевели дыхание, задвигались и принялись тихо переговариваться.

Оставалось всего одно, крайне неприятное дело, а потом можно было уйти в тепло стеклянной каюты, протянуть руки к обогревателю. Впереди поминальный обед в лучшем ресторане города — сдержанно, пристойно, достойно дорогого, состоятельного покойного. Нашего общего друга, так его…

Я обвела взглядом лица вдов. Все три не отрываясь смотрели на урну у меня в руках.

— Итак? — поторопила я скорбную троицу. Вдова номер один подняла глаза к серому небу, едва заметно улыбнулась и кивнула. Вдова номер два резко дернула головой — оставалось принять это за знак согласия. Вдова номер три хлюпнула в платочек.

Я прикинула, откуда дует ветер, открыла тугую крышку и одним точным движением высыпала пепел. По моим расчетам, он должен был улететь за корму и растаять над водой в белом пенном следе за яхтой. Но именно в этот момент ветер вдруг резко изменил направление, и пепел полетел прямо на нас. Несколько секунд все стояли, моргая, таращась на почерневшие лица друг друга и пытаясь осознать происшедшее.

Наконец вдова номер два разразилась истерическим смехом. Вынула белоснежный платочек, сплюнула в него хрустнувший на зубах пепел и высказала вслух то, что думали все присутствующие:

— Вот сволочь! Он всегда нас ненавидел…

«Вика, я тебя люблю!!!»

Надпись на ржавой стене гаража была снабжена тремя восклицательными знаками и ужасно раздражала.

Слякотный март только начался, что тоже не улучшало настроения. В марте наш провинциальный городок Тарасов превращается в одну сплошную лужу. Это значило, что о ежедневных пробежках придется забыть надолго. Шлепать по грязи — удовольствие так себе. Мой тренированный организм нуждается в постоянных нагрузках. Если я не бегаю и не тягаю железо в спортзале, начинают ныть суставы, дает о себе знать травмированное когда-то давно при прыжке с парашютом колено, я вспоминаю, что мне уже не восемнадцать, что молодость проходит, а характер мой, и без того сложный и непредсказуемый, становится совсем уж невыносимым… Из затяжной весенней депрессии меня может вывести только работа — тогда я отвлекаюсь, понимаю, что нужна кому-то, в очередной раз осознаю, какой я крутой профессионал в своем деле, — а там, глядишь, все и налаживается.

Но сейчас, как назло, никакой работы не предвиделось. Дело в том, что я, Евгения Охотникова, единственная в нашем городе женщина-телохранитель. Служба в отряде особого назначения «Сигма» осталась в прошлом, сейчас я востребованный профи с неплохим, по провинциальным меркам, доходом и еще более впечатляющим послужным списком.

Чего стоит только одно дело «Цифровой леденец»! А кто, как не я, доставил за границу в целости и сохранности мальчишку-аутиста, по совместительству гения преступного мира? В общем, есть что вспомнить, есть чем гордиться… Но сегодня я сижу у окна в своей комнате, и челюсти мне сводит тоска.

Ночью я вернулась с Ямайки. После золотых пляжей слякотная весна средней полосы нагоняет печаль.

А тут еще эта дурацкая надпись: «Вика, я тебя люблю!!!» Может, выйти и стереть? Надпись появилась вчера — какой-то влюбленный распылил краску из баллончика и увековечил свою любовь к Вике, скорее всего, такой же дурочке, как и он сам. Все влюбленные — идиоты. Почему я должна смотреть на это? Ядовито-зеленая краска портит мне весь вид из окна! Но так неохота натягивать кроссовки и тащиться во двор…

Решительным жестом я задернула занавеску и тем самым устранила проблему, хотя бы на время.

Признайся себе, Охотникова, — тебя так раздражает эта безобидная надпись, потому что у тебя самой на любовном фронте затишье. Да, знаю, есть на свете человек, который, стоит мне только поманить, прыгнет в самолет и примчится ко мне, готовый разделить мою жизнь, носить меня на руках и вытирать сопли нашим общим детишкам. Вот только я к этому не готова. Моя профессия, моя налаженная приятная жизнь, да что там — моя свобода мне дороже всего на свете.

Слишком высокую цену мне пришлось за нее заплатить.

Телефон зазвонил внезапно, оторвав меня от воспоминаний. «Джама-а-айка!» — завопил Робертино Лоретти. Так, отпуск закончился, надо бы сменить рингтон.

— Охотникова, — бросила я в трубку.

— …сволочь, дрянь! — донеслось до меня издалека. — Радуйся, ты своего добилась! Он умер. Его убили.

— Простите, с кем я говорю? — осторожно спросила я, отводя телефон подальше от уха. Может быть, кто-то просто-напросто ошибся номером и поток ругани предназначался не мне?

— Охотникова, мало того что ты идиотка, каких поискать, так у тебя еще и со слухом проблемы? — надрывался хриплый женский голос.

— Добрый вечер, Ника, — устало вдохнула я. Надо же, а я надеялась, что больше никогда не услышу эти характерные интонации торговки на Привозе…

— Ни хрена не добрый, — со злым торжеством проговорила моя давняя знакомая. — Киру убили.

Я не стала задавать дурацких вопросов: «Ты уверена? Это точно?», восклицать: «О нет, не может быть!»

Мое сердце пропустило два удара. Потом я откашлялась и задала единственный вопрос: