Ирина Меркина - Сверху видно всё

— Ну хорошо, — тут же согласилась она, хотя Карина ей не возражала и вообще молчала, — если у тебя принцип, национальная гордость и все такое — пожалуйста! Выбирай своего. Но хоть человека с весом, с перспективой, с будущим! Я не говорю — с деньгами, вам, молодым, кажется, что это пошло да неромантично. А ты постирай пеленки вручную, покорми детей макаронами с хлебом, походи несколько лет в одном пальтишке, — вот это романтика так романтика! На второй месяц ты от нее взвоешь, только поздно будет. Любовь-морковь пройдет, а дальше что?

Откуда она знает, подумала Карина, уже начиная уставать от этого монолога. У нее ведь нет детей, и пеленки она никогда вручную не стирала. Вот Саша стирал. И говорит, что готов это делать еще много раз.

— Как же можно себя обрекать на вечную нищету? — вдруг жалобно спросила Марина Станиславовна. — Для чего мама-то тебя растила, красавицу такую? Сама знаешь, его дети никуда от него не денутся, всю жизнь он будет их кормить и на две семьи жить, а тебе только остатки сладки перепадут. Ведь на ковырянии в моторах миллионов не заработаешь. Подумай, Карин! Может, ну его, этого Сашку! Хочешь родить — рожай, ты и с ребенком невеста хоть куда. Всем коллективом вырастим. А, Кариночка?

Карина вяло покачала головой. Она понимала, что разочаровала заведующую, которая, должно быть, всегда видела в смазливой сотруднице глянцевую героиню бразильского сериала и ожидала соответствующего развития сюжета. Боже мой, она стольких людей разочаровала! И у нее даже нет сил оправдываться, она сама уже не знает, хорошо или плохо то, что она сделала, потому что ее тошнит с утра до вечера. Не рвет, как при тяжелом токсикозе, а просто подташнивает, зато без перерыва, и от этого жизнь кажется противной и безнадежной, как осенний дождик. Даже Саша не всегда может вывести ее из этого состояния. Да и видит она его редко, с утра до ночи он вкалывает в мастерских. Может, права Марина Станиславовна? А ну как пройдет любовь-морковь, и что дальше?

А дальше она села на больничный, и они все-таки сняли квартиру, причем в хорошем доме, с консьержкой, домофоном и приличными соседями. Не кто иной, как Марина помогла им в этом. Дала телефон своего дальнего знакомого, который постоянно сдавал квартиру, но предупредила, что за его национальные пристрастия не отвечает.

Карине так надоели эти бесконечные кошки-мышки с квартиросдатчиками, что, позвонив Леониду Викторовичу, она его сразу предупредила:

— Имейте в виду — мы армяне!

— И что? — растерялся собеседник от такого напора.

— Это я на случай, если вам нужны только русские или только не Кавказ.

Когда Карину целый день тошнило, она на глазах теряла свое хваленое воспитание и могла наговорить лишнего, так что Саше даже приходилось ее сдерживать.

Но Леонид Викторович не обиделся, а рассмеялся.

— Карина, мне абсолютно все равно, хоть марсиане. Главное, чтобы вы платили вовремя. С этим, я надеюсь, проблем не будет. И еще — пожалуйста, не приводите в дом домашних животных, даже ненадолго. Особенно кошек, у меня на них дикая аллергия. Если на мебели останется шерсть, я не смогу войти в квартиру.

Никаких кошек они приводить не собирались. Но Карина впервые задумалась о том, как отнесется хозяин к появлению в доме маленького ребенка — ведь он сдавал жилье двум взрослым людям без детей. Как бы не оказаться им с младенцем на улице в середине лета…

— Давай доживем и до лета, и до младенца, — сказал Саша. Он старался ее успокаивать по мере сил, а сил было мало — он работал как каторжный и домой приходил фактически только поспать и поесть.

И все-таки это было счастье! Об этом думала Карина, когда убирала с утра ИХ квартиру, готовила обед, отбирала в стирку Сашины рубашки, пахнущие машинным маслом и здоровым мужским потом. В доме была стиральная машина, поэтому тереть руками пеленки ей не придется. Да и пеленок давно уже нет, вместо них детям покупают одноразовые подгузники и штанишки с кофточками или костюмчики-комбинезоны. Карина все это уже присмотрела в магазине. Она собиралась откладывать деньги на детское приданое, но мама ей сказала: «Даже не думай. Покажешь, что тебе нужно, и мы все купим. А деньги трать на овощи и фрукты, тебе нужно кушать витамины».

Первое время она скучала по суматошному салону и закадычным подругам, но потом привыкла к роли домохозяйки и затворницы. Скучно ей не было. Она задалась целью, чтобы дом ее блестел как стеклышко, — и добивалась своего, несмотря на тошноту и боли внизу живота, из-за которых врач велела ей сидеть дома и делать как можно меньше физической работы. Карина все равно делала домашнюю работу, но устраивала себе частые приятные перерывы перед телевизором с кружкой теплого молока или сока. У нее появились любимые передачи, которые прежде удавалось посмотреть только урывками. Оказывается, так здорово жить, когда тебя никто не дергает и не указывает, что делать. Никуда не спешить — это роскошь почище отдыха на Канарах. А когда Саша поздно вечером приходит домой, его глаза сияют ярче брильянтов из Парижа. И то, что происходит между ними ночью (почти каждую ночь, несмотря на усталость и предостережения врачей), интереснее любой оперы.

Девочки с работы иногда навещали ее, но расхаживать по гостям им было некогда — почти у всех были свои семьи. Да и она все реже забегала в салон «Золотая шпилька». С первыми морозами дороги покрылись льдом, и Карина, боясь упасть на улице, почти не выходила из дому.

В тот день Саша отвез ее в женскую консультацию, где врач обнадежила их, сказав, что опасный период заканчивается и скоро она сможет выйти на работу. Карина, впрочем, не особенно обрадовалась, привыкнув вольготно проводить время дома. Но никуда не денешься — им нужна была ее зарплата, Саша не мог один тащить на себе две семьи.

Потом он подвез ее до дома, проследил, чтобы она благополучно дошла до подъезда на своих каблуках, от которых не могла отказаться даже во время беременности, и отправился на работу. Десять дней праздников, с их катавасией на дорогах и количеством пьяных аварий, были для механика Саши самым хлебным временем.

Карина успела принять душ, выпить стакан свежевыжатого апельсинового сока, и начала вытирать пыль в спальне, когда раздался звонок в дверь.

В свое время Марина Станиславовна учила ее не открывать, если ты никого не ждешь. «Это Москва», — назидательно объясняла она. Но Саша, выросший в южном городе, где не все двери даже запирались, считал по-другому: «Если человек к тебе пришел, значит, ему что-то нужно».

Карина выбирала золотую середину — она не открывала, если не хотела никого видеть, и открывала, когда была не прочь пообщаться. В принципе, бояться здесь было некого: перед входом в дом сидит консьержка, которая не пустит никого чужого.