Игорь Зарубин - Государственный обвинитель

— Наташка! — аж задохнулся муж. — Милая моя!..

Дело было необычное, по крайней мере, для Наташи. Мало того, что сейчас для нее все дела необычны, а тут еще и убийство на сексуальной почве. Больше она ничего не знала. Только Самойлов сказал, что это круто. Как на развале видеокассет, где про фильм, который покупаешь, можно прочесть только, что это «ломовейшая комедия» или «боевик-ураган», «суперхит сезона». Ну еще продавец закатит глаза, покачает головой и таинственным голосом скажет, что это надо смотреть. А дальше — кот в мешке.

Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому Наташа набрала в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в ледяную воду, и потянула за тесемочку.

Когда первый раз открываешь книгу, быстро пролистываешь ее, останавливаясь только на картинках. Как будто картинки могут сжато рассказать содержание. Наташа начала с фотографий.

Нежнова Лидия Васильевна, сорокового года рождения. Профиль и анфас. Обычная тетка с немного опухшим лицом, каких полно на рынке или в гастрономе в обеденный перерыв. Работает паспортисткой в ЖЭКе. Обвиняемая номер один.

Ростокина Алла Семеновна, тридцать восьмой год рождения. Тоже профиль и анфас. И тоже довольно обычная тетка. Немножко похожа на учительницу, которая Преподавала географию Наташе в Одессе. Короткая стрижка, нос картошкой, два массивных подбородка. Уборщица в заводской столовой. У таких обычно грубые руки с пальцами, как сосиски, от постоянной работы с мокрой тряпкой. Обвиняемая номер два.

И наконец жертва. Никакого профиля, никакого анфаса. Что называется, сюжетные снимки. Мужчина лежит в ванне, до половины заполненной мутной, темной от крови водой. Горло перерезано, и всю грудь залила черная кровь. Лица не разобрать, потому что оно тоже залито кровью — выколоты глаза. Лобов Антон, шестьдесят пятый год рождения, студент института культуры. Прилагается паспортная фотография. Симпатичный парень с веснушками на все лицо.

И заключение судмедэкспертизы. Глаза выколоты острым предметом, горло перерезано острым предметом. Смерть наступила от болевого шока и потери крови. Половые органы отрезаны уже после смерти острым предметом.

— Острым предметом… — повторила Наташа, как во сне.

— Что? — не расслышала Гуляева. — Что вы говорите?

— Нет-нет, ничего. — Наташа вскочила и выбежала из кабинета.

В туалете ее долго тошнило. Может, токсикоз, а Может, оттого, что за последнее время она отвыкла от подобного рода зрелищ. В университете, когда проходили убийства, частенько видела фотографии трупов, но тогда они почему-то воспринимались скорее как наглядная агитация, чем как фиксирование страшных злодеяний. А теперь…

В кабинет она вернулась минут через пять, вся бледная, с трясущимися руками. Бухнулась в кресло и уставилась в окно, не в силах заставить себя заняться работой.

— Такие дела лучше проскакивать на полном ходу, — тихо сказала Нина Петровна.

— Что? — Наташа вздрогнула.

— Я говорю, не надо вникать, а то по ночам спать не сможешь. Быстро просмотрела, криминал подсчитала и по полной катушке. — Женщина не отрывала взгляда от документов и что-то быстро писала. — Если убийство, да к тому же с отягчающими обстоятельствами, лучше глубоко не копать.

— Но как же?.. — удивилась Наташа.

— А так. — Гуляева бросила ручку и грустно посмотрела на коллегу. — Я когда второе дело получила, потом месяц от психиатра не вылезала — никак в себя прийти не могла. А дома муж, мама старенькая. Если начинаешь копаться в этом подробно, то поневоле втягиваешься. И тогда просто туши свет. На людей спокойно смотреть не можешь. Так что не советую. Если второе дело переживешь, то дальше все как по маслу. У нас ведь каждому новичку первое дело дают полегче, чтобы освоился, а второе — примерно такого рода. На выносливость щупают. Пару человек сломались, в юрисконсульты ушли по собственному. Трудно такое пережить.

Сказав это, Нина Петровна тихо вздохнула и опять принялась писать. А Наташа еще час не решалась дотронуться до папки, как будто боялась испачкаться в человеческой крови…

Соседи постоянно жаловались… Постоянные ссоры с убитым… Неоднократно угрожали физической расправой… В гомосексуальной связи… После распития спиртных напитков… Возникла очередная ссора… С особой циничностью… Кухонным ножом… Отрезанные половые органы спустили в унитаз… Продолжили распивать…

Все эти детали вспыхивали в ее мозгу, пока она ехала с работы домой. Наслаивались одна на другую, складываясь в какую-то страшную бесформенную глыбу. На протокольном языке это называется отягчающими обстоятельствами. Отягчающими вину. Отягчающими жизнь тем, кто будет в этих обстоятельствах разбираться. И действительно, отягчали. Отягчали настолько, что Наташа чувствовала себя так, как будто это она убила. Или как будто это ее зарезали в ванне. Теперь она понимала, о чем говорила Гуляева. Если попытаться еще и копаться во всех этих подробностях, можно просто сойти с ума, взять ножичек и самой кого-нибудь убить.

— Привет, как у нас дела? — встретил ее на пороге Витя радостной улыбкой. — Как здоровье? Как мы себя чувствуем?

— Отстань, — буркнула Наташа, скидывая туфли.

Но муж не отстал и полез целоваться.

— Отстань, я сказала! — крикнула Наташа и грубо оттолкнула его от себя.

— Ты что? — обиделся он.

— Ничего…

— Я ужин приготовил, — пробормотал он, удивленно глядя на нее. — Отбивные, с кровью, твои люби…

Но не успел он договорить, как Наташа ринулась в туалет, судорожно зажав рот ладонью.

— Приготовь мне чаю крепкого, хорошо? — попросила она. — Ты меня прости, но я есть не буду. Я спать пойду.

А на следующее утро все было уже нормально. Наташа спокойно позавтракала, приготовила обед и пошла на работу. Как будто что-то порвалось, сломалось, умерло за эту ночь, во время которой она раз пять просыпалась в холодном поту. Но теперь все кончилось. Теперь она могла уже спокойно думать об этом деле. Даже немножко жутковато было смотреть на собственное спокойствие со стороны.

Эти две немолодые женщины были лесбиянками. Жили в коммунальной квартире, почти не скрывая от посторонних своей связи. Больше всего им почему-то не нравился сосед-студент. Наверно, потому, что девчонок в дом таскал. Оно и понятно, дело молодое. Да и какой нормальный человек сможет терпимо относиться к тому, что происходит за тоненькой стенкой. И они его в один «прекрасный» день просто укокошили. Сначала долго накачивали себя дешевым вином для храбрости, потом позвали его к себе. Он парень еще глупенький был, ничего не заподозрил. Вот только спрашивается, за что. На сексуальной почве? А какая тут может быть сексуальная почва, если их мужчины вообще не интересовали? Может, они просто возненавидели его за то, что он натурал? Так этих натуралов девяносто процентов, если не больше. Почему тогда именно он, а не кто-нибудь другой? Был же там еще один сосед, водитель троллейбуса, Нефёдов.