Игорь Зарубин - Государственный обвинитель

Не знали самое главное — Наташины религиозные убеждения никакого отношения к работе не имели. Вернее, имели, но с обратным знаком. Какого-нибудь греческого историка она бы судила куда строже. С близкого и спросится.

Священника, а Погостин имел сан, Наташа будет судить строго. Все-таки пастырь духовный должен быть кристальным.

Дело снова оказалось громким. Еще задолго до суда в газетах и на телевидении поднялся страшный шум. Как же! Компартия теперь была позором и грязью, а Церковь — умом, честью и совестью. Ну, перестроились журналисты, в ногу со временем пошли.

Наташе стали снова звонить какие-то типы, угрожать. Пытались поймать телевизионщики, газетчики. — А она от них пряталась.

Погостин заключал со строительными организациями договоры на ремонт и строительство храмов. Строители ему и давали — кто две тысячи, кто пять, кто даже десять. В общей сложности набежало тридцать шесть тысяч с копейками. Все очевидно — Патриархия платила строителям живые деньги, без всяких там перечислений. Платила исправно, щедро. И строительные конторы впивались в такие заказы, как странник в пустыне в бутылку с холодной водой.

Дело о взятках для следствия — смертельный номер. Доказать взятку почти невозможно. Статья закона наказывает того, кто дает, наравне с тем, кто берет. Не станет же человек подставлять самого себя. Но даже если такой альтруист найдется, взяточник всегда может отпереться — ничего не знаю, оклеветали. Нужны свидетели. А взятки при свидетелях никто не дает.

Свидетелей навалом. Все доказано, как дважды два. Постаралось ведомство. К делу приложены даже аудио- и видеоматериалы. С санкциями не подкопаешься.

И все же какая-то тайна была.

— Ты не посмеешь взять это дело, заявил Виктор, когда вычитал в газетах, что прокурором на суде будет Клюева Н. М.

— Я уже взялась, — сказала Наташа. — будем об этом.

С Виктором она теперь стала говорить ровно и холодно. Когда он вернулся, она вдруг увидела, что перед ней совершенно чужой человек. Никаких чувств вообще не вызывающий. Как фотография в газете. Поэтому и не ссорилась, не выясняла, просто сказала — ищи себе другое жилье. Попросту берегла себя. Ребенок уже бился внутри, нечего было его волновать.

— Нет, будем! — хлопнул по столу Виктор. — Ты хоть понимаешь, во что тебя втравливают?

— Интересно, — безо всякого интересы сказала Наташа.

— Ладно, я тебе объясню, — волновался муж. — КГБ подыхает. Но умирающий зверь страшен своими последними судорогами. Я не знаю всей подоплеки — ты наверняка лучше знаешь, но если ты сейчас будешь судить… как его?.. Погостина, завтра они будут судить всю Церковь.

Наташа молчала. Она знала, что в словах Виктора, к сожалению, слишком много правды. Она и сама не знала подоплеки, но, видно, действительно умирающий зверь выбрал ее в качестве своего убивающего когтя.

— Ты вообще понимаешь, во что тебя втравили? Римские цезари так преследовали первых христиан. Ты же прокуратор Иудеи Понтий Пилат! — распалялся муж.

— Я — прокурор, — напомнила Наташа. — Я поддерживаю обвинение.

— Ты не посмеешь!

— Давай не будем, — снова повторила Наташа.

Из «смежного ведомства» теперь никто не звонил.

Тяжелый разговор, тяжелое дело, тяжелое время…

— Дежурный по району сержант Шпынько! — устало рявкнул сержант в трубку телефона.

— Алло, милиция? Это из третьего продуктового. Нас грабят!

— Кто грабит?! Сколько человек?! — Милиционер вскочил и нажал кнопку тревоги. — Алло, кто это говорит?!

— Быстрее, их трое. В масках… такие детские маски поросят! Они… — Дальше пошли короткие гудки.

— Быстро, в третьем продуктовом ограбление! — закричал сержант. — Лысько, давай дуй туда!

Через минуту машина, плотно набитая дюжими парнями в милицейской форме, с воем выкатилась из ворот районного отделения…

— Алло, я готов, — коротко отрапортовал Целков и повесил трубку. Посмотрел на часы и лег на мостовую прямо возле подворотни. Из-под пиджачка У него выкатилась пустая бутылка от дешевого портвейна и, звякнув об асфальт, замерла возле ноги.

— Ложный вызов. — Лысько швырнул на стол фуражку и устало побрел в комнату отдыха.

— Как ложный? — удивился сержант. — А я уже дежурному по городу сообщил.

— Так дай отбой.

Но только сержант успел сообщить наверх, что вызов ложный, только успел записать в кроссворд, что бесцветный газ, составной элемент всех окисей, — это кислород, как опять зазвонил телефон.

— Дежурный по части сержант Шпынько.

— Грабят! Грабят! — истошным голосом завопила в трубку какая-то женщина, и палец сержанта инстинктивно нажал на кнопку тревоги.

— Откуда вы звоните?! — закричал он не менее истошно. — Адрес! Адрес назовите!

— Помогите, грабят! Милиция!

— Адрес говори, дура! Сколько их человек?!

— Трое! У них автоматы!

— Что там? — Лысько с ребятами уже стоял перед стеклом.

— Скажите, где это?! — Сержант начал покрываться потом.

— Кафе «Медок»! Они в масках!

— В каких масках? — переспросил он.

— Ну свиньи или поросята, не знаю…

— Повторите! — прокричал Шпынько, но уже разъединили.

— Где? — Лысько был уже готов.

— «Медок». — Шпынько пожал плечами. — Это тут, три квартала. И опять поросята.

— Твою мать! — Лысько рванулся к выходу.

— Валя! — крикнул ему в спину сержант. — Она сказала, что у них автоматы!

Когда машина укатила, он опустился в кресло и долго смотрел на пульт связи. Наконец снял трубку и нерешительно нажал несколько кнопок.

— Алло, город? Это тридцать пятое, дежурный Шпынько. У нас тут опять сигнал ограбления. Кафе «Медок». Поехали проверять.

— Высылаем группу, — коротко ответил дежурный и повесил трубку…

— Так нормально? — спросила Женя, выйдя из туалета.

Юм повернулся и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Она была одета в короткую юбочку, из-под которой выглядывали кружева чулок, и обтягивающую блузку с огромным декольте. На плече у нее красовалась миниатюрная сумочка.

— Ну что ты молчишь? — спросила она, обиженно надув губки. — Как я выгляжу?

— Как дешевка. — Кореец ухмыльнулся: — Я бы на тебя не купился.

— А я не тебя покупаю! — засмеялась она. — Все, я поскакала.

— Постой. — Он посмотрел на часы: — Еще рано. Можешь пока отдохнуть.

— Наотдыхалась уже, — вздохнула Женя и села на стул, нервно поправляя прическу.

Как только зазвонил телефон, Юм тут же схватил трубку:

— Алло.

— Это я, Склифосовский. Они вернулись.

— Лады. Будь там. — Кореец нажал на рычаг и повернулся к любовнице: — Вот теперь можешь идти…

— Алло, это Шпынько. Опять ложный вызов, — сказал сержант.

— Да что там у вас такое? — закричал дежурный. — Вы что, издеваетесь?!