Игорь Зарубин - Любовь и золото

— У вашего гражданина Суркова мозги набекрень съехали после эфира! — вполне естественно возмутился Виктор. — Ему в больнице нужно лежать, а не на опознание ходить! Не был я прошлой ночью в доме Наливайко! Не был! Повторяю в тысячный раз!

— Не были прошлой ночью? — хитро сощурился следователь. — Как это понимать?

— Что тут непонятного? — удивился Виктор. — Опять хотите к чему-то прицепиться?

— Вы сказали, что не были в доме товарища Наливайко прошлой ночью. — Глаза Лукашенко загорелись хищническим огнем. — А это значит, что вы были там в другой день. Позвольте полюбопытствовать, когда?

— Думали, словили меня? — улыбнулся Кротов. — Да, я был у Наливайко. Позавчера. Он сам меня пригласил.

— Так вы знаете его лично? — Теперь уже настала очередь удивляться следователю. — Что же вы раньше не сказали?

— А вы спрашивали?

— Но мне и в голову не приходило… — Лицо Лукашенко побагровело. — Ч-черт побери… Я должен выйти на минутку…

Он приказал своему помощнику, чтобы тот глаз не спускал с Кротова, и пулей вылетел из кабинета. Вопреки обещанию, он отсутствовал больше часа, и Виктор успел за это время немного всхрапнуть, уронив голову на колени.

Следователь вернулся не один. С ним пришел сам Наливайко. Гладко выбритый, пахнущий великолепным французским одеколоном и облаченный в шикарный костюм, Роман опустился на стул, закинул ногу за ногу и вальяжным жестом попросил работников органов освободить помещение.

— Не ожидал… — произнес он, оставшись наедине с Виктором. И в его голосе послышались нотки восхищения. — Это было смело… Первоклассная работа… Вот за что я тебя всегда любил — для тебя не существует никаких преград… Как ты мне нужен, Крот…

— Я подумал над твоим предложением, — сказал Виктор. — Извини, не получится у нас с тобой вместе.

— Но и порознь тоже не получится, — печально покачал головой Роман. — Или вместе, или никак… Я дам тебе еще один день на размышление. Но для начала укажи место, где ты спрятал деньги и драгоценности. Впрочем, черт с ними, с деньгами… Меня интересуют только золото и брюлики.

— Я не имею к краже никакого отношения.

— Имеешь, Крот… Только такой безумец, как ты, мог пойти на это! Думаешь, мало сволочей, которые не прочь поживиться моим богатством? До хера и больше! Но они боятся меня, они знают, что со мной такие штучки не проходят… Твоя беда в том, что ты до сих пор не осознал, кто я такой. Ты все еще живешь вчерашним днем! — Наливайко раздраженно хлопнул ладонями по коленям. — Где золото?

— Не скажу… — Виктор нагло посмотрел Роману в глаза. — Можешь меня избить до полусмерти, можешь пытать… Все равно не скажу…

— Рано или поздно я сам найду.

— Ничего у тебя не получится! — нервно захохотал Виктор. — Кишка тонка! А меня скоро выпустят, потому как по закону не имеют права задерживать дольше двух дней без предъявления обвинения! А обвинение мне не предъявят! Доказательств нет!

— А зачем? Учителя ты кокнул. На топоре твои отпечатки. Карапуз это умеет состряпать. Не отдашь золото — все равно в тюрягу угодишь. — Наливайко встал. — Ты допустил непростительную ошибку в своей жизни. Отныне я твой враг.

— Понюхай возле жопы, Ромик, — с ехидством ответил Виктор.

— С удовольствием… — Наливайко ласково потрепал Крота по щеке. — Но не сейчас, а чуточку попозже. Когда ты обосрешься от страха… Я дарю тебе все, что ты у меня украл, но вряд ли ты когда-нибудь воспользуешься этим подарком. Прощай, мальчик… Ты так ничего и не понял…

Виктор потерял счет времени. В его одиночной камере всегда стоял полумрак — окна были намертво забиты железными ставнями-намордниками. Сколько его уже держат? День? Два? Или несколько часов, — судя по тому, что ни разу не кормили? Желудок сводило от голода, неимоверно хотелось спать.

Парень свернулся калачиком на жестком топчане, положил голову на скрещенные руки и вскоре оказался в странном состоянии полусна-полуреальности. Он слышал, как скрипнула дверь, как кто-то, всхлипывая, зашел в камеру, как этот кто-то окликнул его…

— Витька… Ты здесь?..

Голос знакомый… Родной… Похож на отцовский, только без хрипотцы… А интонации те же…

И тут Виктора словно кипятком ошпарило. Он резко открыл глаза и сквозь пелену дремоты разглядел маленькое, сгорбленное существо, которое сидело в странной, неуклюжей позе у стены. Существо плакало, прижимая перебитую руку к груди. На его опухшем личике застыла страдальческая гримаса…

— Вадька… — Только сейчас Виктор осознал, что перед ним… родной брат. Он порывисто метнулся к нему, хотел обнять, но Вадим, застонав от боли, отстранился.

— Не надо… — сказал он, скривив окровавленные губы. — Не надо… Кажется, они мне руку сломали…

— Кто — они?

— Они хотели, чтобы я признался… в краже каких-то драгоценностей… И в убийстве Боброва… Боброва убили! Николая Ивановича! Боже мой, что делается!..

— Ты-то здесь при чем?!

— Я шел из школы… — Вадим говорил так тихо, что Виктору пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать его слова. — Меня окликнули… А потом… Я очнулся в какой-то комнате… Мне сказали, чтобы я поставил подпись под признанием… Я отказался…

— Молодчина… — На глаза Виктора навернулись слезы. — Ты у меня всегда был молодчина… Гады… Ни перед чем не останавливаются… Как следователь выглядел?

— Их было двое… Один лысый такой…

— Точно, Лукашенко… — Виктор сжал кулаки. — Ну, ничего… Он у меня еще попляшет… Собственными руками придушу эту гниду…

— Они приковали меня к батарее и стали бить… — Сильно… Больно… Ногами… — Вадим помолчал немного, сглотнув горькую кровавую слюну. — Я говорил, что не знаю ни о каком убийстве, ограблении, а они совали в нос бумагу и грозили, что, если я не подпишу ее, они меня вообще прикончат… Витька, я же никого не убивал… Николай Иванович… Это нелепая ошибка…

— Да нет, брат, это не ошибка. Ребятки из органов знают, что делают, — злорадно ухмыльнулся Виктор. — Главное, что ты выдержал, не сломался. Я бы себе этого до конца жизни не простил… Ведь ты здесь из-за меня…

— Так это ты убил? — ошарашенно уставился на брата Вадим.

— Нет, но все равно ты из-за меня… Они нас так не возьмут…

— Не выдержал я… — прошептал Вадим.

— Что? — Виктор склонился над братом. — Повтори…

— Не выдержал… — жалобно повторил Вадим. — Я не хочу в тюрьму… Мне нельзя в тюрьму… Я там умру…

Спустя несколько минут Виктор позвал милиционера, дежурившего у камеры, и попросил отвести его к следователю. Еще через минуту он подписал признание в совершенном убийстве и ограблении взамен на немедленное освобождение Вадима.

— Вот и чудненько, — удовлетворенно изрек Лукашенко, промокая пресс-папье свежий чернильный вензель. — Вот так бы сразу, Кротов. Переоценил ты свои силы.