Ольга Володарская - О чем молчит ветер

Они чокнулись. Хрусталь мелодично звякнул. У кого-то из соседей заиграла музыка. Поскольку форточка была открыта, а колонка, скорее всего, стояла на балконе, то слышно было отлично.

— Это Крис Де Бург? — спросил Леша.

— Да. «Леди ин ред». Композиция на все времена.

— Потанцуем?

— С удовольствием.

Раевский встал, протянул Оле руку. Она вложила в нее свою, поднялась, прижалась к Леше, и молодые люди начали танцевать.

Двигался партнер скованно. То есть с позавчерашнего вечера ничего не изменилось. Но все же в его объятиях Ольга чувствовала себя комфортно. Она не тонула, а как будто качалась на волнах.

— Я должен признаться тебе кое в чем, — услышала Оля тихий голос Алеши.

— Да?

— Ты мне так нравишься, что я не знаю, как себя вести.

Она не стала отвечать. Вместо этого поцеловала Лешу в губы. Он напрягся. Даже двигаться перестал. Будто обледенел. Но быстро растаял.

Сначала он ответил на поцелуй, потом сграбастал Олю и потащил в комнату, на ходу срывая с нее одежду.

***

Он спал. Вымотанный. Судя по лицу, счастливый. Лицо разгладилось, стало мягким, детским. Даже в пять лет Богдаша-Барашек не выглядел таким расслабленным. Всегда рот сжат, брови нахмурены. Ребенок, готовый к атаке. И Леша Раевский, которого она знала до этого, был таким же напряженным. Даже под легким хмельком. И танцуя с симпатичной ему девушкой. А мужчина, который лежал рядом с ней сейчас, во сне улыбался.

Легонько коснувшись губами шрама на брови Леши, Ольга встала с кровати и направилась в кухню. Ей захотелось пить. В Приреченске вода из-под крана лилась хорошая, поэтому она пустила в стакан ее. Кипяченую не любила. Обычно набирала родниковую или покупала минеральную.

Напившись, направилась в ванную. Захотелось почистить зубы. Пока выдавливала пасту на щетку, рассматривала себя. Она тоже изменилась… Глаза горят, щечки розовеют. А какими чувственными стали губы! Но это неудивительно, ведь Леша их так страстно целовал.

Он оказался просто фантастическим любовником. Чутким и неутомимым. Оля и представить не могла, что бывают такие. Да, у нее небогатый опыт. Пальцев на руке хватит, чтобы пересчитать тех, с кем она спала. Но со всеми бывшими были длительные и сексуально удовлетворительные отношения. На тройку минимум. Подруга Виола называла их результативными. Есть оргазм, значит, можно поставить галочку. Нет, но тебе приятно, тоже неплохо. Женский организм своеобразно устроен, он может откликаться на ласки, но, если сравнивать его с огнем, не вспыхивать, выпуская множество искр, а ровно гореть, давая тепло, или романтично тлеть…

— Оленька, ты где? — услышала она сонный голос Алексея.

— Встала попить воды, — ответила она. — Тебе принести?

— Нет. Вернись ко мне скорее. Хочу к тебе прижаться.

Она бросилась в комнату. Рыбкой нырнула в кровать. Дала себя сграбастать, подмять, зацеловать…

Еще раз овладеть!

Думала, уже нет сил на это. И у нее, и у него. Потому что каждый раз это сноп огня и искры в небо.

Но они еще раз занялись любовью.

— Я такой счастливый, — выдохнул ей на ухо Леша, когда они закончили и улеглись боком, как две ложки.

— Да, это было прекрасно. И сейчас, и до этого.

Она взяла его ладонь и поцеловала. Как давно Оля этого не делала! Последнего своего мужчину, молодого и красивого, использовала лишь для утех. С ним было результативно, но без души. Хотя первое время он будоражил Ольгу. А все потому, что они мало разговаривали, и она реагировала лишь на его привлекательную внешность и запах… Он работал в отделе, где продавали кофе и чай на развес. И мыл свои густые волосы шампунем с ванильной отдушкой. Парня хотелось если не съесть, то облизать.

— Секс был прекрасным, тут не поспоришь, — ответил Леша. — Но я не о нем. Мне с тобой хорошо и без этого. Веришь, я готов был с тобой просто дружить?

Она обернулась к нему, чтобы видеть глаза. Темные, блестящие и немного растерянные.

— Ходил бы за тобой по пятам. Звонил. Смущался. Дарил цветы и чинил компьютер. Спасибо, что показала свою заинтересованность. Я бы не осмелился сделать шаг в неизвестность.

— Леша, я тоже смущалась. И даже плакала перед твоим приходом, не веря в то, что ты мной увлечен.

— Вот мы дурачки, да?

— Не то слово.

— А ведь взрослые люди. Мне тридцать. Тебе двадцать три.

— Я старше тебя почти на год, — рассмеялась Оля.

— Не может быть.

Немного глупо говорить такое, учитывая, что у них было общее голоногое прошлое, но чертовски приятно слышать.

— Чем займемся завтра? — спросила Оля, обвив его тело ногами. Для офисного работника Леша оказался неплохо сложенным. Тело пусть и не накачанное, но спортивное.

— Чем хочешь?

— Давай, позовем дядю Васю и дом покрасим?

— Его надо подготовить сначала — содрать облупившуюся олифу, замазать щели. Но я купил все, что для этого нужно. Краску, кстати сказать, тоже.

— То есть ты решил дачу оставить?

— Да.

— И тебя не гнетут воспоминания?

— Я от них никуда не денусь уже. Не важно, где буду находиться. А тут мне хорошо, спокойно. И ты живешь в Приреченске. Мы можем пешком друг к другу в гости ходить.

— У нас у обоих машины.

— Если они сломаются.

— У нас и такси есть.

— Оленька, но разве не романтичнее ходить друг к другу пешком?

— Тогда давай завтра отправимся в «Лиру» своим ходом.

— Нет, нам надо воды на роднике набрать. И еще что-нибудь прикупить в городе. Я офисная крыса, таскать тяжести не умею.

Оля глянула на часы, горящие на телике. Время три. Скоро начнет светать.

— Леш, давай баиньки?

— Угу, — его голос уже был сонным. — Добрых снов.

— И тебе. — Она чмокнула его в нос. Потом все в тот же шрам на брови, не дававший Ольге покоя. Леша прижал ее еще теснее, опустил голову на грудь и засопел.

Вот оно, счастье!

И если оно мимолетно — пусть. Зато было…

Из дневника Родиона Эскина

«Бедный-бедный мальчик! Мой дорогой братик…

Я нашла твой дневник. В нем остались чистые листы, и я, Кира, заполняю их корявыми буквами (от руки давно не писала). Зачем? Не знаю сама. Быть может, мне просто нужно излить душу? А эта тетрадь, найденная мной за шкафом возле твоей кровати, дает эту возможность. Бумага, как говорится, все стерпит. А та, что терпит сейчас меня, когда-то принимала на себя и твою боль…

Почему она? Что мешало тебе поделиться с сестрой своими переживаниями? Я бы поняла, поддержала. Мы были так близки когда-то… До того, как твоим разумом завладел Печерский. Не зря Эмма Власовна называла его упырем. Он высосал из тебя все: энергию, волю, здоровье, даже талант. Ты играл все хуже, от этого страдал, чах и худел. Я помню твои впалые щеки и синие венки на них. Мы с мамой думали, что у тебя что-то с сердцем, как и у нее, но кардиограмма не показала отклонений. Ущерб, что наносил тебе Печерский, не фиксировался приборами.