Лана Балашина - Кофе с молоком

Я вышла на веранду и виновато сказала:

— Если честно, я хотела и вам принести извинения за испорченный вечер.

Он покосился на меня, но ничего не сказал.

Я вспомнила, какие лица были у народа, когда мы ввалились в зал, и неожиданно засмеялась.

Каратаев недовольно посмотрел на меня и сказал:

— Ты даже не представляешь, чем твое приключение могло кончиться.

После его слов мне стало еще хуже. Я припомнила лицо Артура, мой туфель в его руке, и остановиться уже не могла.

Всхлипывая, я пробормотала:

— Представляю, что завтра скажет Зина…

Он хмыкнул и тоже засмеялся:

— Она скажет: «Думала, будет скука смертная, а смотри ж ты, вечерок-то удался…»

Ему здорово удалось передать Зинины интонации, и теперь остановиться я уже бы не смогла.

Он еще некоторое время хмуро наблюдал за обуявшим меня весельем, потом выбросил сигарету и шагнул ко мне.

Оказалось, что так здорово стоять, прижавшись лицом к его рубашке и вдыхать запах его туалетной воды и сигарет.

Через минуту я подняла голову, и он поцеловал меня в губы, раз, потом еще… Я приподнялась на цыпочки, и мы постояли так еще некоторое время. Внезапно я почувствовала, что он ослабил руки.

— Все, Полина, иди спать. Я понимаю, ты сегодня устала, да и день у нас с тобой был длинный, так что, думаю, хорошо выспаться тебе нужно.

Я прикусила нижнюю губу и с вызовом сказала:

— Я, между прочим, совершеннолетняя.

Он сухо сказал:

— Я заметил. Спокойной ночи. — Уже в дверях своей комнаты он обернулся: — Из того, что я дал по роже этому придурку, не надо делать вывод, что я теперь твой мальчик. Ясно?

Яснее некуда!

Еще час я проворочалась без сна, все время возвращаясь мыслями к событиям сегодняшнего дня и ругая себя на все корки. Ведь знала, что мне следует держаться от него подальше, так нет! Отругал, как девчонку! Можно подумать, это я лезла к нему с поцелуями!

Мрачные раздумья усугублялись и мыслями о том, как мне теперь с ним рядом работать. И уж совсем плохо стало от мысли о том, что я теперь знаю, каково это, когда он так близко, и как теперь я буду относиться к женским голосам в трубке, спрашивающим Каратаева?!

Усталость, видимо, все-таки победила, и я уснула.

Проснулась внезапно, от четкой мысли, что в комнате кто-то есть. Сердце глухо стукнуло, но романтические мысли тут же выветрились из головы, потому что я услышала голос Артура:

— Не включай свет.

Я поднялась на локте, подтянув простыню, которой укрывалась по случаю жары, повыше. Луна, которой я любовалась нынче вечером, желтым сыром висела над озером, освещая все вокруг, так что и без света все было видно.

Он тихо сказал:

— Не шуми. Разбудишь Каратаева, и наш разговор ничем хорошим не кончится.

Я кивнула.

К этому времени голос у меня восстановился и я спросила:

— Зачем ты пришел?

Он исподлобья глянул на меня и сказал:

— Женщина пренебрегла мной, а мужчина ударил меня по лицу. Ты всерьез считаешь, что простых взаимных извинений достаточно?

Я задумчиво сказала:

— Значит, ты все-таки хочешь отомстить мне. Тогда почему разговариваешь со мной? Этому есть какое-то объяснение?

Он почесал переносицу и задумчиво сказал:

— Каратаев мне всегда нравился. Он — хороший мужик. Я шел за вами и сожалел о том, что мне придется… Ну, ты понимаешь. А потом я увидел, как он целовал тебя, и понял, что он любит тебя по-настоящему. А влюбленному мужчине я могу простить даже то, что он съездил мне по физиономии. Сам бы я просто убил любого, кто посмел бы прикоснуться к моей женщине.

Я не стала никак комментировать наши сложные отношения с Каратаевым, и Артур тихо засмеялся:

— Хочешь, я отгадаю, о чем ты думаешь? Он не стал тянуть тебя в койку, а ты решила, что безразлична ему. Но мне ты не хочешь возражать, потому что тогда я убью тебя и твоего любимого Каратаева. Так?

— Нет, не так, — уже сердито ответила я. — Тебе не кажется, что это вовсе не твое дело?

Он поднялся и бесшумно подошел к балконной двери.

Я поняла, что сейчас он уйдет, и окликнула его:

— Подожди, не можешь же ты просто так взять и уйти?

Он обернулся и насмешливо спросил:

— А ты можешь предложить мне что-нибудь интересное?

Я уселась в постели и спросила дрогнувшим голосом:

— Значит, я могу рассчитывать на то, что наша ссора действительно осталась в прошлом, и ты не таишь зла на меня и Александра Алексеевича?

Он почесал затылок:

— Признаюсь сразу: дружить с тобой я не смогу, ты для этого слишком хорошенькая, а я — слишком мужчина. Но в остальном можешь смело на меня рассчитывать. Например, могу дать тебе совет: иди-ка ты к своему Каратаеву, все равно ведь не уснешь.

— Ага, чтобы он меня еще раз выгнал! — возмутилась я.

С непоколебимой уверенностью он заявил:

— Да куда он денется?

Артур кивнул мне, и почти бесшумно спрыгнул с балкона.

После его ухода я, взбудораженная разговором и пережитым волнением, уснуть не могла. Поворочавшись с полчаса, я поднялась, набросила халатик и босиком перебежала в спальню Каратаева, нырнула в его тепло.

Конечно, он мгновенно проснулся и засмеялся:

— Какая же ты все-таки настырная!

Впрочем, обсуждать эту тему мы больше не стали.

А потом внезапно так захотелось спать, что я даже не смогла додумать какую-то важную мысль, хотя потом, утром, вспомнила о ней: Артур-то был прав!

Проснулась я от звонкого птичьего чириканья. Повернув голову, увидела и саму птаху. Она прыгала по разогретым солнцем плиткам балкона.

Я закуталась в простыню и вышла наружу.

Солнце, отражающееся от глади озера, слепило глаза, и я невольно сощурилась. Когда глаза привыкли, я увидела Каратаева. Он плыл в воде, мощными взмахами рассекая сияющую жидкость.

В озере с дна били ключи, и купаться в нем даже в самую жару решался не всякий.

Я умылась, заколола волосы, привела спальню в порядок — а Каратаев все не возвращался.

Уже слегка встревоженная, я выглянула на крыльцо дома и увидела, что он стоит, опершись на ограждение лодочных мостков, и курит.

Успокоившись, я вернулась в дом.

В кухне на столе стоял поднос с едой. Видимо, Каратаев заказал. Техника в кухне была отменная, и я включила кофе-машину, такую точно, как стояла у нас в офисе. Пошарив по полкам шкафа, нашла там банку сгущенки и хмыкнула: чему удивляться, Каратаев, по-видимому, здесь часто отдыхает.

В порыве хозяйственного энтузиазма я так увлеклась, что не услышала его шагов.

Повернувшись, заметила, что он стоит в дверях с хмурым выражением лица.

Я деловито спросила:

— Не иначе, опять воспитывать будешь?

Бахнув перед ним чашку, я уселась напротив него за стол и тщательно, с любовью соорудила себе бутерброд.

— Пей, а то твой гадкий кофе станет еще и холодным. Насколько я помню, ты этого не любишь.