Филлис Уитни - Жена или жертва?..

— Привет, Сэм. Могу я оставить здесь на несколько минут свою жену?

При этих словах в магазине наступила мертвая тишина. Несколько человек, делающих покупки, молча уставились на меня, а хозяин вышел из-за прилавка, чтобы пожать мне руку.

— Значит, вы вышли замуж за Чандлера? — спросил он.

Я почувствовала, что Гленн раздосадован чем-то и торопится уйти.

— Не волнуйся, со мной все будет в порядке, — заверила я его. — Я подожду тебя здесь. — Меня не интересовало, чем он собирается заняться.

Сэм, как эхо, повторил мои слова:

— С ней будет все в порядке, — сказал он и галантно предложил мне стул. — Чувствуйте себя, как дома, миссис Чандлер, — вежливо проговорил он.

Я уселась, чувствуя себя в своей белой одежде, словно на обложке модного журнала — бросающейся в глаза, слишком хорошо одетой и чужой.

Постепенно головы присутствующих отвернулись от меня, а я сидела не шевелясь, с улыбкой, прилипшей к губам, и жалела, что не осталась ждать мужа в автомобиле. Только один человек в магазине не отвел от меня глаз, и его взгляд был таким напряженным, что я слегка надменно повернулась, чтобы встретить его.

Нет ничего удивительного в том, что я вызываю любопытство в таком маленьком городке, успокаивала я себя, в качестве новобрачной, вступающей в известную семью. Но этот взгляд был скорее оскорбительным, чем просто любопытным.

Глаза, с которыми я встретилась, принадлежали мальчику лет шестнадцати. На его темно-каштановых волосах красовалась шапка в черно-красную клетку, длинные ноги облегали синие джинсы, а обут он был в короткие крепкие кожаные башмаки. Из своей куртки он уже вырос, и руки торчали из рукавов. Этот юноша ничем не отличался от других ребят своего возраста, за исключением умных, каких-то по-взрослому проницательных глаз. Ярко-голубые с темными ресницами, широко распахнутые, они застыли на моем лице с таким же выражением, с каким кролик смотрит на удава, готового его проглотить. Или в них было что-то другое? Мальчик смотрел на меня с жадным любопытством, но без малейшей враждебности. Надо было что-то сделать, чтобы прекратить это разглядывание. Я улыбнулась и приветливо заговорила с ним:

— Привет, я Дина Чандлер. А ты кто?

Юноша моргнул темными ресницами и облизнул губы кончиком языка, видимо, размышляя, стоит ли вступать со мной в беседу. Потом подошел ко мне и сел рядом.

— Меня зовут Кейт Макинтайр, — представился он и сделал паузу, по-прежнему напряженно глядя на меня.

Это имя словно обухом ударило меня по голове. Мальчик не мог знать, какие болезненные воспоминания оно пробудило во мне. Я попыталась взять себя в руки. Здесь много Макинтайров, говорила я себе, и нельзя так реагировать на это имя.

— Ну, вот мы и познакомились, — вежливо сказала я. — Ты всегда так внимательно разглядываешь чужих людей?

Его юное лицо медленно залилось краской, а брови нахмурились.

— Просто ваше появление было для меня полной неожиданностью, — признался он. — А Гленда знает о вас?

Я почувствовала, что все, присутствующие в магазине, прислушались, ожидая моего ответа. Но я разговаривала только с мальчиком.

— Я не знаю никакой Гленды. А в чем дело?

По торговому залу пробежал шепоток, и покупатели снова уставились на меня. Мне захотелось спрятаться от этих странных взглядов, и я пожалела, что Гленн оставил меня здесь, не предупредив о сенсации, которую я могу вызвать среди местных жителей.

Я окинула магазин деланно высокомерным взглядом, и все сразу же занялись своими делами. Мальчик удивленно посмотрел на меня и отошел.

Почувствовав облегчение от того, что меня уже не преследует повышенное внимание окружающих, я стала с любопытством разглядывать магазин.

В этот момент дверь открылась, и внутрь вошел мужчина. Высокий, широкоплечий, черноволосый, с ярко-голубыми глазами, он, как и мальчик, был одет в простую добротную одежду. Темные волосы достались ему от отца-шотландца, а голубые глаза он унаследовал от ирландки-матери. Мне ли было этого не знать!

Он взглянул на меня — ослепительную девушку с журнальной обложки — и отвернулся, не проявив никакого интереса, но потом глаза его снова остановились на мне, и знакомая улыбка осветила лицо.

— Бернардина! — воскликнул он. — Бернардина выросла!

Это был тот самый взгляд, который когда-то погубил меня. Я почувствовала, что лицо мое пылает, а руки холодны как лед. Во рту у меня пересохло, а ладони вспотели. Я была в полуобморочном состоянии. Передо мной стоял мужчина, которого я не видела восемь лет! Мужчина, в которого я была безумно, глупо, безответно влюблена восемь лет назад! Я сжала руки, пытаясь спрятать обручальное кольцо.

— К-как ты меня узнал? — слабым голосом спросила я, из последних сил пытаясь обрести душевное равновесие.

— Хороший вопрос, — рассмеялся он. — Особенно принимая во внимание, что когда мы виделись в последний раз, ты была одета в старые шорты и блузку, сквозь прорехи которой просвечивала нежная кожа цвета калифорнийского персика. — Он с удовольствием разглядывал меня. — А сейчас передо мной Мадам Эскимоска, одетая во все белое. — Его голос, словно музыка, звучал в моих ушах. Он говорил, как будто обкатывая слова языком, прежде чем перенести их на бумагу. — Я часто думал о том, какой ты станешь, когда вырастешь, — продолжил он. — Потемнели ли твои волосы? Их не видно под этой шапочкой. Да, теперь ты совсем не похожа на потерявшуюся маленькую девочку… Как твои дела?

Я постепенно начала приходить в себя.

— Все-таки восемь лет прошло, — небрежно сказала я. — Я выглядела так только потому, что ты разбил мое сердце и безжалостно бросил меня. Тебя не интересовала шестнадцатилетняя влюбленная девочка, и ты отшвырнул ее от себя, как глупого надоедливого щенка.

— А ты была очаровательным щеночком, — нежно сказал он, и я затрепетала от мучительно сладких воспоминаний. — Мне льстила твоя влюбленность. Я даже предполагал, хотя, наверное, с моей стороны это было весьма самонадеянно, что ты не слишком скоро выздоровеешь. Так как?

— Я выздоровела, — вскинув подбородок, заявила я и услышала фальшь в собственном голосе.

Наверное, на свете нет ни одной женщины, которая смогла бы забыть о своей первой любви. Просто, когда мы вырастаем, начинается что-то другое, и нам кажется, что новое чувство значительно более серьезно.

Тем временем Кейт Макинтайр завершил свои покупки и подошел к нам.

— Привет, пап! А ты, оказывается, знаком с этой женщиной? Ты знаешь, кто она?

Значит, это его сын, сообразила я, которому было восемь лет, когда я познакомилась с Трентом Макинтайром. Тот самый ребенок, о существовании которого я не хотела думать и чью мать ненавидела, хотя ни разу не встречалась с ней.