Джанет Иванович - Роковая восьмерка

— Мне нужно убраться из дома родителей. Чтобы их не вмешивать.

— Ты знаешь, что можешь остановиться здесь.

— И подвергнуть опасности тебя?

— Для меня это обычное дело.

Что правда, то правда. Но это также основа для почти всех наших разногласий. И прямая причина нашего разрыва. Плюс моя неспособность связывать себя обязательствами. Морелли не хотел, чтобы жена работала «охотником за головами». И не желал, чтобы мать его детей регулярно уклонялась от пуль. Полагаю, я не могла его осуждать.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Возможно, мы еще это обсудим. Я могу также попросить Рейнджера пристроить меня в одном из его убежищ. Или могу вернуться в квартиру. Если вернусь в квартиру, мне нужно установить сигнализацию. Не хочу прийти домой и застать очередной сюрприз.

Увы, на сигнализацию у меня не было денег. Впрочем, это неважно, поскольку я не могла себя заставить подойти и на пятьдесят фунтов к вшивому дивану.

— Что ты делаешь вечером?

— Нужно побыть у родителей и убедиться, что снова никто не вломится. Завтра съеду от них. Думаю, они будут в безопасности, как только я уеду.

— Собираешься остаться на всю ночь?

— Угу. Можешь позже подъехать, если хочешь, мы можем поиграть в «монополию».

Морелли усмехнулся.

— «Монопольку»? Как я могу пропустить? Во сколько твоя бабушка ложится?

— После одиннадцатичасовых новостей.

— Я буду около двенадцати.

Я все трепала ухо Боба.

— Что? — спросил Морелли.

— Начет нас .

— Никаких нас нет.

— Такое ощущение, что какие-то «нас» есть.

— Вот что я думаю. Есть ты и я, иногда мы вместе. Но никаких нас .

— Отдает немного одиночеством, — заметила я.

— Не усложняй больше, чем уже есть, — взмолился Морелли.

Я упаковалась в «Большого Голубого» и поехала на поиски магазина игрушек. Спустя час я покончила с шопингом, вернулась в машину и направилась домой. Я остановилась перед светофором на Гамильтон, и секундой позже мне кто-то въехал в зад. Несильно. Больше похоже было на толчок. Только покачнулся «бьюик», но я даже не пошевелилась. Первой реакцией было воскликнуть по примеру матушки, когда что-то усложняет ей жизнь: « Почему я ?» Я сомневалась, что авария приличная, но все равно будет заноза в заднице. Я дернула тормоз и остановила машину. Наверно, мне нужно выйти проверить чертовы вмятины. Я выдохнула и взглянула в зеркало заднего вида.

В темноте мало что можно было разглядеть, но то, что я увидела, меня не обрадовало. А увидела я уши. Длинные заячьи уши на парне, сидевшем за рулем. Я извернулась на сиденье и покосилась в заднее окно. Заяц отвел свою тачку фунтов на десять и снова меня протаранил. Сильнее на сей раз. И «Большой Голубой» дернулся вперед.

Черт.

Я сняла машину с тормоза, дала газу и рванула на красный свет. Заяц не отставал. Я свернула на Чамберс-стрит, попетляла по улицам и остановилась перед домом Морелли. Я не увидела за собой фар, но это не гарантировало, что заяц отстал. Он мог выключить фары и припарковаться. Я выскочила из «Большого Голубого», добежала до двери и позвонила, потом забарабанила в дверь, а потом заорала:

— Открой!

Морелли открыл, и я заскочила внутрь.

— За мной гонится заяц, — пояснила я.

Морелли высунул за дверь голову, посмотрел направо, посмотрел налево и сказал:

— Не вижу никаких зайцев.

— Он на машине. Впечатался мне в зад, а потом загнал сюда.

— Какая машина?

— Понятия не имею. В темноте не разглядела. Увидела только торчавшие уши за рулем. — Сердце у меня колотилось, и я все никак не могла отдышаться. — Я вне себя, — пожаловалась я. — Этот парень доводит меня до ручки. Какой-то заяц, черт возьми! Это же какому идиоту взбредет в голову послать гоняться за мной зайца?

Ну и разумеется, пока я громко возмущалась по поводу зайца и дьявольского ума, то вспомнила, что отчасти сама виновата. Я же сама сказала Абруцци, что люблю зайчиков.

— Мы не распространялись, что заяц замешан в убийстве Содера, поэтому шансы, что здесь какой-то подражатель, мизерные, — заявил Морелли. — Если предположим, что за этим стоит Абруцци, то здесь обсуждаемый ум умеет тонко рассчитать. Известно, что Абруцци отнюдь не дурак.

— Просто сумасшедший?

— Сумасшедший насколько можно. Я слышал, он коллекционирует сувениры, а потом надевает их во время своих военных игр. Наряжается Наполеоном.

Я улыбнулась, представив нарядившегося Наполеоном Абруцци. Он бы выглядел нелепо, чуть лучше, чем парень в костюме зайца.

— Заяц, должно быть, следовал за мной от квартиры родителей, — сказала я Морелли.

— Куда ты ездила, когда очутилась здесь?

— Ездила купить «монополию». Хотела достать старую добрую «монополию». И собиралась играть гоночной машинкой.

Морелли снял поводок с крючка в прихожей и взял куртку.

— Я вернусь с тобой, но тебе придется отказаться от машинки, если играет Бабуля. Уж это по крайней мере ты можешь для меня сделать.

Часа в четыре я вздрогнула и проснулась. Я лежала на диване с Морелли. Уснула, сидя с ним в обнимку. Я проиграла две партии в «монополию», и мы переключились на телевизор. Сейчас телевизор был выключен, Морелли ссутулился рядом, положив пистолет и сотовый на кофейный столик. Свет был выключен, кроме верхней лампы в кухне. На полу посапывал Боб.

— Кто-то есть снаружи, — сообщил Морелли. — Я вызвал машину.

— Это заяц?

— Не знаю. Не хочу подходить к окну и вспугнуть, пока не подкатит подмога. Кто-то разок попробовал дверь, потом обошел вокруг и попытался открыть черный ход.

— Я не слышу сирен.

— Подъедут без сирен, — прошептал он. — Я вызвал Микки Лодера. Сказал втихую подъехать на машине без опознавательных знаков и подойти пешком.

Раздались какие-то приглушенные звуки в задней части дома и громкие крики. Мы с Морелли подбежали к черному ходу и включили на крыльце фонарь. Микки Лодер и двое полицейских в форме стояли над поверженными на землю двоими людьми.

— Боже, — усмехнулся Морелли. — Это же твоя сестра и Альберт Клаун.

Микки Лодер тоже ухмылялся. Он встречался с Валери в старших классах.

— Прости, — извинился он, поднимая ее на ноги. — Сразу тебя не признал. Ты покрасила волосы.

— Ты женат? — с ходу в карьер спросила Валери.

— Ага. Давным-давно. У меня четверо детишек.

— Просто любопытно, — сказала со вздохом Валери.

Клаун все еще валялся на земле.

— Богом клянусь, она не сделала ничего плохого, — говорил он. — Она не могла войти. Двери закрыты, и ей не хотелось никого будить. Это же не будет взлом и проникновение, да? Нельзя же вломиться в собственный дом? То есть, так приходится поступать, когда забываешь ключи, да?

— Я же видела, что ты пошла спать с детьми вместе, — обратилась я к Валери. — Как ты тут очутилась?