Светлана Алешина - Все началось с нее (сборник)

— Дмитрий Федорович, — тихо напомнила она о своем присутствии.

— Да, — вдруг почему-то робко откликнулся он.

— А вы ведь не все мне рассказали…

— Разве? — еще более неуверенно переспросил Панаев и виновато посмотрел на Ларису как пойманный за руку ребенок, которого застали врасплох за поеданием запретной банки варенья.

— Вы не волнуйтесь, — решила задать тон доверительной беседы Котова, боясь, что слишком строго с ним нельзя, иначе совсем замкнется.

— Это, знаете, возраст, — хватаясь за сердце, сказал Панаев. — Может, чего и забыл сказать. Оно ведь не упомнишь всего — жизнь-то большая.

— Но в ней бывают такие события, которые с течением времени не теряют былой яркости. А порой даже становятся более красочными, обрастая кучей подробностей личного и интимного характера.

— А собственно, вы о чем?

— Не стоит притворяться, — Лариса, прищурившись лукаво, но вместе с тем ободряюще улыбнувшись, понимающе произнесла: — Вы взрослый, убеленный сединами человек. Возможно, говорить об этом сейчас трудно. А может быть, даже стыдно…

— Вы все-таки что имеете в виду? — Панаев слегка побледнел.

— Я хочу напомнить вам об эпизоде с некоей пэтэушницей, пятнадцатилетней девчонкой, которая была вашей любовницей, — выстрелила Лариса, пристально глядя в глаза Панаеву.

Панаев дрожащими пальцами закурил сигарету.

— Нелегко признаваться в ошибках молодости. Или, может быть, зрелости, — слегка поправился он. — А был я ого-го какой! Я же спортом всегда занимался. Главный инженер — у всех на виду. И с женским полом всегда складывалось как нельзя лучше. Жена вот только очень ревновала.

— Я извиняюсь, Дмитрий Федорович, давайте перейдем прямо к делу, — прервала его монолог Лариса, побоявшись, что он отклонится от главного. — Убитая в ванной напоминает ту самую девчонку, с которой у вас была связь?

Панаев поднял глаза на Котову, пристально посмотрел на нее, потом затянулся большой, очень большой затяжкой и тихо сказал:

— Это она и есть.

Котова, на которую это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы, тем не менее сделала вид, что она предполагала такой вариант ответа.

— Правда, я ее не сразу узнал, — сглотнул слюну Панаев. — Только потом пригляделся и понял, что это она. Ужас… Убийство, возможно, совершенное моим сыном. Не думал я, что наши пути снова пересекутся вот таким образом…

Он посмотрел куда-то вдаль, обращаясь скорее к какому-то образу, чем к реальному лицу. Его взгляд затуманился, и он на мгновение остановился, тяжело переводя дыхание.

— Кстати, как вы думаете, почему я сознался в том, что я ее узнал? — с вызовом воскликнул Панаев-старший.

Лариса решила не оставлять эту провокацию без внимания. Есть прекрасная возможность поупражнять себя в выдвижении предположений. Тем более их сейчас же или опровергнут, или подтвердят. Ко всему прочему, это укрепит ее авторитет и усилит доверие.

Взяв небольшую паузу, чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись, она начала:

— Версия первая. Буду нескромной. Может быть, я расположила вас к себе и отношусь в вашем восприятии к той категории людей, которые не вызывают у вас чувства угрозы или опасности. Версия вторая, — методично продолжала Лариса. — Когда на человека сваливаются различного рода стрессы, у него появляется влечение к доверительности. Она может выплеснуться на любого встречного. Этим встречным в данном случае оказалась я. Я могу продолжать… Есть и третья версия. Я увидела, как вы среагировали на труп в ванной. Ваша реакция была очень прозрачной и откровенной.

— Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, — согласился Панаев. — Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом — что она. Шутка ли — двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней…

— Вы давно с ней расстались?

— Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению.

— То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? — Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича.

— Нет, не видел.

— И в последнее время тоже?

— Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась.

— Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, — вкрадчиво сказала Лариса.

Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка.

Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил:

— Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста.

— Вы познакомились на фабрике?

— Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе.

— Она вас соблазнила?

— Да, можно сказать, что и так, — чуть усмехнулся Панаев. — В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан — вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло.

— И как же это все было?

— Я решился прямо в конце нашего первого вечера, — чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. — Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов.

— В чем же было дело?

— Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери — печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой.

— Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? — сочувственно спросила Лариса.

— Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, — вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. — Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник.