Марина Серова - Бог велел делиться

— Не могу, — подтвердил Николай, — хотя искренне хочу.

— Ну что ж, — я посмотрела на часы и обнаружила, что двадцать минут, отведенные Николаю его пожилым коллегой, уже давно истекли, и решила не злоупотреблять гостеприимством.

— Я вас прошу, если все же что-то выясните, сообщите мне лично, пожалуйста, — на прощание попросил Томилин, протягивая мне свою визитку.

Уже сидя у себя в машине, я задумалась, анализируя недавний разговор. Конечно, ничего конкретного Томилин мне не сказал. Но все же довольно четко описал личность Влада Калиниченко.

В принципе, этот человек обладал такими качествами, что его мог кто-то пригласить исполнить роль киллера: хорошо развит физически, спокоен, хладнокровен, уверен в себе, не болтун… Но! Киллерами соглашаются стать в первую очередь ради заработка. Для Влада же этот момент, по словам его друга Николая Томилина, не был принципиальным. Почему же он согласился? Что сыграло решающую роль в его выборе?

Он знал Перфильева лично, и этот человек здорово ему насолил? Но ведь Томилин утверждает, что человека по имени Сергей Перфильев не было в окружении Калиниченко. Или Томилин ошибается? А может быть, врет? Но почему? Он сам как-то замешан в этой истории? Мне рассказ Николая показался довольно искренним. А если это не так, то как можно проверить его правдивость? Начать следить за Томилиным, что ли?! Да нет, это полная чушь и пустая трата времени.

Единственный вывод, который я смогла сделать, — это: если Калиниченко действительно кто-то заказал убить Сергея Перфильева, то этот «кто-то» должен был хорошо знать натуру Влада. А у него и друзей-то особых не было в силу замкнутого характера.

«Замкнутый характер породил замкнутый круг, — невесело усмехнулась я про себя. — Просто не знаешь, что и делать, кроме как возвращаться в Тарасов».

Господи, как же мне страшно! Это постоянное ощущение живет во мне уже несколько часов, с того момента, как я его увидела… Боже мой, я чуть не упала от страха. Хотя нет, неправда — оно живет во мне уже давно, с момента, когда я согласилась, согласилась в этом участвовать. Господи, зачем? Зачем?

Нет, оно, конечно, понятно, зачем. Но все же… Ведь понимала, ведь чувствовала, что добром не кончится. И потом, что, так уж плохо было, что ли, а? Зачем нужно было еще и это? И теперь вот приходится расплачиваться. Теперь он не оставит меня в покое. Но как-то не думалось, что все произойдет так быстро, так стремительно…

И потом, удачно все так получилось, что голова кружилась первое время от того, как все просто оказалось. Так просто, что даже удивлялась: и что я ломалась, думала, не хотела соглашаться? И потом все шло гладко, все опасения сразу забылись, отодвинулись… И вот теперь после затишья одно за другим на голову — бах, бах! Первая новость была как обухом по голове, а следом еще и он. Совершенно непредвиденно.

Но что же делать? Что же делать-то теперь, куда идти? Ведь он найдет, в любом месте найдет, ведь я знаю, что это за человек.

И главное, не расскажешь никому, никому! Кто поможет? Грешным делом, хотела уже даже в милицию идти, да сама понимаю — какая милиция? Так и буду дрожать до последнего, так и буду бояться, так… Ой!

Нет, нет, показалось, просто показалось. Ну вот, нервы уже сдавать начинают. Нервы, которые всегда железными считала. Так, ну что же делать-то, что делать? К кому обратиться? Да сама знаю, что не к кому.

Стоп, а почему не к кому? Почему? Есть же женщина, которая приходила, она вроде как не из милиции и вообще показалась довольно приличным человеком. Что, если ей довериться, попросить помочь? Все равно больше некому, больше никому не расскажешь. Значит, нужно ехать, нужно искать… Выбора не остается. Значит, решено.

Судьба, похоже, не благоволит мне, она, похоже, постепенно от меня отворачивается… Да не постепенно, она уже давно отвернулась. Поэтому и помощь никак не приходит. Ладно, ладно, я подожду, я подожду, может быть, все-таки получится…

А этот дядька — что он на меня так пялится? Я просто сижу, жду человека… Или по мне видно, что я боюсь? Может быть, это печать уже у меня на лице? А может быть, он от него? Да нет, бред уже какой-то пошел! Просто фобия началась, страх панический.

Ничего, ничего, все будет нормально, нормально все будет… Почему, почему я не рассказала ей все тогда, в первый раз? Тогда ведь тоже боялась. Нет, тогда не так сильно боялась. Тогда надеялась, что со мной это не связано никак, что это по другому поводу… Всегда надеешься до последнего, всегда стремишься что-то выгадать, а потом все поворачивается так, что выгадывать приходится уже только одно, самое дорогое: собственную жизнь.

И вот теперь по-настоящему страшно. Потому что теперь появился он. И ясно, что ко мне это имеет самое прямое отношение. И жизнь уже под угрозой, и уже очень явственно понимаешь, что она-то и есть у тебя самое дорогое, а не все то, ради чего пускалась в авантюры, не то, ради чего грешила, а только она — жизнь. Так, нужно, наверное, еще выпить, а то нервы совсем сдадут.

И так вон уже люди смотрят. Все смотрят, со всех сторон. Что им от меня нужно?

Спокойно, спокойно, ничего им не нужно и никто на меня не смотрит. Это все нервы плюс алкоголь. Может, не стоило пить? Нет, если не выпить, то вообще можно сойти с ума. Ладно, здесь по крайней мере мне бояться нечего, здесь я в безопасности, здесь люди… А что, если не уходить отсюда никуда? Просто заявить: а я никуда отсюда не пойду! Вот не пойду, и все! Здесь меня никто не тронет.

Ой, глупости какие, ну какие же глупости! С ума уже действительно схожу от страха. Нужно просто поскорее все рассказать, тогда будет легче, тогда уже не будешь одна, тогда не будет страшно. Скорее бы все это закончилось, скорее бы…

Ну что он так на меня смотрит подозрительно? Так смотрит, словно преступницей считает. А я — какая я преступница? Я ничего не сделала, я не хотела, я думала, что…

А что я думала? Разве я не знала, нет? Знала, конечно. Но что я могла сделать? Я же не могла предотвратить, не могла переубедить, а если бы не согласилась, то… Ну что вы на меня так смотрите, я правду говорю, я не хотела! Не смотрите на меня так! Нет, это невыносимо, лучше уйти отсюда сейчас и вернуться потом. Потом, я вернусь потом, все равно зря сижу, ведь ее нет здесь и, скорее всего, не будет… Я вернусь…

Возвращение в Тарасов ознаменовалось известием, и оно явно не улучшило мое настроение. Едва я успела приехать к себе домой, раздеться и пройти в ванную, как мой мобильник затрещал своей обычной неугомонной трелью. Нажав на кнопку, я услышала голос Мельникова.

— Я сейчас тебе сообщу кое-что интересное, — как-то хмуро поведал подполковник, из чего я сделала вывод, что это «интересное» явно из разряда неприятного, и приготовилась. Я уже привыкла, что подполковник в последнее время является поставщиком исключительно неприятных новостей.