Марина Серова - Бог велел делиться

«Похоже, с увеличением звезд на погонах он становится все безразличнее к текущим проблемам, перекладывая их на плечи своих подчиненных и сам потом давая им нагоняй за невыполненную работу, — с грустью подумала я. — А интерес к самому расследованию постепенно утрачивает».

— Так что же, в первую очередь к матери, что ли, ехать? — с досадой спросила я подполковника, когда он вернулся. — Ведь ей еще предстоит сообщить о смерти сына!

— Да, — подобравшись, кивнул Мельников. — Сейчас я отправлю туда Арсентьева и…

— Я поеду с ним, — тут же заявила я.

— Да, — тут же довольно подхватил Мельников. — Тебе же — хе-хе! — теперь, типа, надо доказывать, что ты самый крутой детектив в городе, а?

Мельников явно был рад, что под этим соусом он может теперь спихивать на меня самые нудные и неприятные моменты в расследовании.

— Ничего я никому доказывать не собираюсь, Мельников, понятно? — отчеканила я. — Просто я к каждому делу, за которое берусь, подхожу ответственно. Может быть, именно поэтому у меня и нет нераскрытых! А что касается моего нынешнего клиента… Если хочешь, могу выразиться несколько пафосно: для меня всегда дело чести — найти преступника. Независимо от того, кто меня нанимает. Моя честь детектива всегда для меня превыше всего. И я не могу пустить это дело на самотек, тем более видя такую пассивность со стороны правоохранительных органов, — не удержалась я, чтобы не уколоть подполковника.

Мельников, однако, не смутился и горячо продолжал:

— Так я же и не возражаю! Я только рад буду, если ты тоже подключишься! Тем более что у вас с Арсентьевым уже был благоприятный опыт сотрудничества. Вот и продолжайте, так сказать, развивать деловые отношения, делитесь своими навыками…

«Похоже, он был бы рад, если бы я теперь раскрывала за него все дела, — усмехнулась про себя я. — Эх, Андрей, Андрей… Куда же девалось твое честолюбие? Или оно уже удовлетворено? Значит, погоны подполковника — это все? Предел твоих мечтаний? Что ж, время покажет, на что ты еще способен…»

— Ладно, давай сюда Арсентьева, мы поедем вместе, — сказала я, видя, что Мельников уже откровенно позевывает, посматривая на часы.

Время и в самом деле было позднее для визита обычных гостей, но мы с Арсентьевым таковыми не являлись, поскольку намеревались прибыть к матери Перфильева по очень серьезному поводу.

Мы вышли из кабинета и двинулись в зал, где нас ждали Арсентьев, Коротков, эксперт и еще пара оперативников. Из всей компании только Арсентьев сохранял невозмутимость, лица остальных же четко свидетельствовали о том, что они измаялись сидеть за столиками в ожидании своего начальника.

— Арсентьев! — строго произнес Мельников, выходя в зал.

Старший лейтенант сразу же вытянулся в струнку.

— Сейчас поедешь с Татьяной Александровной к матери убитого, сообщишь ей о смерти сына… Только тактично сообщишь, Арсентьев, понял? Чтобы истерику не вызвать, — еще строже проговорил подполковник, хотя прекрасно было понятно, что тактичность в подобном сообщении нисколько не смягчит горя матери, а истерика, скорее всего, неизбежна. — Адрес-то узнали, что ли? — спросил подполковник.

— Так точно, — пробасил Арсентьев, вынимая из кармана блокнот.

— Не надо, — остановил его Мельников. — Одним словом, снимешь показания, выясни там поподробнее про ее сына все, что сможешь. Вот Татьяна Александровна тебе поможет. После этого можешь отправляться домой, а завтра с утра ко мне на доклад. Ясно?

— Так точно, — снова ответил Арсентьев.

— Ну вот и славно, — повеселел Мельников. — А я домой, у меня завтра очень напряженный день. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени, Арсентьев…

Оперативники сочувственно покивали, сами надеясь освободиться поскорее, только Арсентьев, который был образцовым исполнителем и для которого приказ начальства был превыше всего, сохранил прежнее, без эмоций, выражение лица.

Все покинули ресторан, Мельников сел в свою служебную машину, а мы с Арсентьевым отправились к моей «девятке».

— Куда ехать? — заводя мотор, спросила я.

Арсентьев снова полез в карман за блокнотом и, открыв его, четко продиктовал:

— Улица Соборная, пятнадцать, квартира сорок четыре. Перфильева Тамара Григорьевна, сорок шестого года рождения…

— Стоп, это не нужно, — остановила его я. — Едем.

На машине мы добрались до дома Тамары Григорьевны за пятнадцать минут. На звонок открыла пожилая женщина с ничем не примечательной внешностью, типичная пенсионерка — полноватая, маленького роста, в фланелевом халате пастельных тонов, с бигуди на голове, прикрытой ситцевой косынкой. Лицо у нее было таким же простым, как и у Сергея Перфильева. Она растерянно переводила взгляд с Арсентьева на меня.

— Здравствуйте, мы к вам по делу, — выступила вперед я, не забывая про пресловутую тактичность и ломая голову, как же все-таки сообщить матери о смерти сына. Я в душе уже даже жалела, что отправилась сюда вместе с Арсентьевым и волей-неволей взяла на себя столь неблагодарную задачу.

— А я думала, это Сережа вернулся, — проговорила тем временем женщина, и растерянность уже начала сходить с ее лица, как вдруг Арсентьев со всей серьезностью бухнул:

— Сережа не вернется.

Я внутренне ахнула: пока я ломала голову над тем, как подобрать нужные слова, Арсентьев сделал это за меня, и весьма неудачно. Лицо женщины стремительно начало меняться. Глаза ее потемнели, брови нахмурились, и она с откровенной тревогой перевела взгляд на меня. Мне срочно пришлось вмешаться, пока твердолобый Арсентьев вконец не испортил ситуацию.

— Вы нас извините, пожалуйста, — проговорила я. — Мы вынуждены вам сообщить… Мы принесли вам плохую новость…

Я чувствовала, что никак не могу закончить и произнести роковую фразу. Женщина уже с нескрываемым испугом смотрела на нас, готовая захлопнуть дверь, чтобы таким образом отгородить себя от всех плохих известий, но тут снова вмешался Арсентьев. Он не нашел ничего лучшего, как вытащить свое служебное удостоверение и сказать:

— Кировское УВД, убойный отдел. Ваш сын Сергей Перфильев убит сегодня в ресторане «Нирвана» ударом ножа в шею. — И после этого неожиданно уточнил: — Вы Перфильева Тамара Григорьевна?

Женщина не сумела ответить на этот вопрос: она схватилась за сердце и стала медленно оседать на пол. Мы с Арсентьевым подхватили ее под руки и завели в квартиру, где усадили на диван.

…Около часа ушло на то, чтобы напоить Тамару Григорьевну лекарствами, предотвратить ее сердечный приступ, выдержать ее рыдания, выговорить кучу успокаивающих слов, после чего она стала более-менее в состоянии отвечать на вопросы. Арсентьев, по моим взглядам понявший, что сделал что-то не так, держался в стороне, предоставив мне возможность продолжать беседу самой.