Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

— Она жива, — не оборачиваясь, и не желая мне доброго утра, мрачно проговорил Кирилл. — Я видел в окно.

— Кто? — на всякий случай уточнила я, впихивая руки в рукава халата.

— Белла, — сухо отозвался Туполев.

— Ты уверен? — я с трудом удерживала приятельское обращение на «ты». Если сейчас я начну ему уважительно выкать, ничего и никогда уже не поправить. — Точно? Белла, а не горничная, ходит по квартире?

— Наша горничная весит центнер с гаком, — буркнул Кирилл. — Это Белла, живая и здоровая.

Он развернулся ко мне и посмотрел прямо в глаза. Его взгляд не отдохнул за ночь, не отвык от меня, он был прежним и как бы это точнее выразить… родным и узнаваемым что ли?

Я почувствовала себя лучше, быстро завязала поясок на халате и подошла к окну. В гостиной Туполевых, как и вчера ночью горел свет.

— Поздравляю, — пробормотала я, — ты свободен.

— От чего? — буркнул он. — От Беллы? Или он жизни?

— У тебя по-прежнему на нее аллергия? Я имею в виду жизнь…

— Да. Черт! — Кирилл отошел от окна, сел на стул и устало потер лицо руками. — Я знаешь, как-то растерян, я привык и даже… не рад, что ли? Точнее, рад, конечно, ужас закончился, Белла жива. Но… я так привык к мысли, что уеду…

— Доить козу, — попробовала пошутить я.

— Нет, вообще уеду. Мне осточертели все эти дела, деньги, переговоры, заморочки! Я устал, Софья, смертельно устал! Я из другой жизни! Я хочу в нее…

— Ты просто не выспался, — разумно вставила я. — Ляг, отдохни. Все закончено, ты свободен…

— От чего свободен?! — вдруг взъярился он. — Что закончено?! Что?! Ты не помнишь машину милиции и скорую помощь у подъезда?!

— Помню, — сказала я. — Помню, были две машины.

— Были! — выкрикнул он. — Ты что, не понимаешь — меня обкладывают! Они меня обкладывают!

— Чем? Вернее зачем? — я помотала растрепанной головой.

Туполев встал и начал мерить комнату шагами.

— У нас с Беллой брачный контракт. В случае неверности одного из супругов, другой получает преимущество… Черт! — Кирилл горестно опустился на стул. — Они даже в постели не были! Они вызвали милицию, скорую и зафиксировали факт побоев. Теперь, понимаешь?!

— Ну, в общем-то, да.

— Молодец, — ернически похвалил Туполев. — Теперь видишь, как грамотно меня разводят?

— Кирилл, я помогу тебе доказать факт измены жены, — умоляюще произнесла я и подошла к нему вплотную. Кирилл горячился, буйствовал и в этом состоянии мог принимать не верные, скоропалительные решения. — Они ничего тебе не сделают.

— Иди сюда, — вскочил он, и стул с грохотом упал на пол. Подойдя к окну, Кирилл приобнял меня за плечи и прижал лбом к стеклу. — Смотри. Вон на стоянке у дома черная машина. Видишь?

— Ну.

— Это охранники Борисова. Твоей синей бороды или как ты там его называешь.

— Генрихом Восьмым, — пискнула я. Туполев больно нажимал мне на шею, нос почти расплющился о стекло. — Отпусти, задавишь.

«Мальчик из хорошей семьи» впал в такое буйство, что даже не стал извиняться перед придавленной хозяйкой квартиры. Отдернул руку и, обойдя уроненный стул, отправился бродить по пятачку у вешалки.

Я подняла стул. Демонстративно спокойно и даже огладила спинку ладонями.

— Кирилл, ты должен отдохнуть. Я настаиваю.

— Я отдохну, — кивнул Туполев. — На том свете. Ты мне поможешь?

— На тот свет отправиться?

— Нет. Сходи за ноутбуком.

— Опять двадцать пять. Почему я-то?! Ты сам не можешь? Белла твоя жива здорова…

Он перебил меня взмахом руки.

— Я не могу пойти.

— Почему?

— Я не знаю, какую каверзу они замыслили.

— Интересно, чего такого они могут замыслить? Посадить в тюрьму за пощечину?

— С них станется, — буркнул Туполев. — Ты не знакома с Борисовым. Он бешеный индийский слон.

— Ну не убьют же они тебя, в самом деле!! Максимум ограбят по контракту!

— Ох, Софья, Софья, — вздохнул Туполев. — Ты не знаешь наших порядков.

— Убьют? — с сомнением произнесла я. — Они что, сумасшедшие отморозки?

Кирилл поймал меня за обе руки и притянул к себе, а так как в этот момент он сидел на диване, я чуть не упала, перешагивая постель на полу.

— Помоги мне, Софья, — Он смотрел на меня снизу вверх, широко раскрытыми печальными глазищами, и я тут же почувствовала себя мамой обиженного мальчика. — Я больше не могу, я не хочу туда возвращаться.

— Но… ты же не можешь теперь бросить все и вот так уехать…?

— Как раз могу. У меня первый раз появился настоящий, достойный повод для бегства. Я устал, Софья, я больше не могу.

— А бизнес?

— Какой к черту бизнес?! — печально возмутился он. — Свинье под хвост этот бизнес! Я ненавижу эти деньги, эти рожи противные! «Кирилл Савельевич, вам из администрации, Коврижкин звонит,» — передразнил кого-то тоненьком голоском, скорее всего свою секретаршу. — Тьфу! Ты бы видела этого Коврижкина. Обожравшийся боров. Свинья в ермолке! — И дальше басом: — «Кирилл Савельевич, у нас тут одно мероприятие по плану. Мы на вас рассчитываем». Тьфу!

— Так, — сказала я, — давай-ка, успокойся, Кирилл Савельевич. Выдохни. Тем более, что помочь тебе сейчас я никак не могу. Выгляни в окошко, у моей палатки два страдальца по пиву топчутся. Усек?

— Усек, — кивнул Кирилл. — Ты мне поможешь?

— Подумаю. Приду с работы, там решим.

На кухне возле подоконника скрючился на табурете Мишаня Коновалов. Пил чай, жевал баранку и таращился в окно.

— Доброе утро, Михаил Петрович, — поздоровалась я. «Мишаней» Коновалова называла только травести-пенсионерка Мария Германовна, остальные держали это в уме, а в слух соблюдали уважительное обращение. Как никак герой, как никак комнату отдал и разоружил повстанцев Сухомятко и Кунцевичей.

— Доброе утро, Сонюшка, — поздоровался «Мишаня». — Чай будешь?

— Спасибо, я кофейку растворимого.

— Вредное оно, — сказал сосед. — Переходи на зеленый чай, очень рекомендую.

Несмотря на все уважение, троцкисты считали Мишаню чем-то вроде квартирного юродивого. Мужику не более сорока пяти, а он уже справку из дурки приобрел. И не по здоровью врожденному, а по благоприобретенному сдвигу. Все троцкисты знали о причинах сдвинувших Мишаню с нормальных рельсов и очень жалели. Если вкратце изложить историю его сумасшествия, то звучит она так.

Жил был в Питере нормальный мастеровой Михаил Петрович. Жил с женой в приличной двухкомнатной квартире, по будням ходил на работу на завод, в выходные ездил с двумя приятелями на рыбалку.

Первый приятель увел у Михаила Петровича жену. Подло, тихо и незаметно. Приходит как-то Мишаня с работы домой, а там уже чемоданы собраны и сидят на них жена и лучший друг. Глаза прячут.

— Ты прости нас, Миша, — сказал приятель. — Так получилось.

Проводил Мишаня бывшего друга и бывшую жену за дверь и запил горькую. Да не один запил, второго лучшего друга позвал.