Марина Зосимкина - Ты проснешься

— Что обставила?! Чем шантажировать-то?! — тоже разгорячилась Катерина, — Вы же все уничтожили! Все, так сказать, вещдоки! Нечем теперь вас шантажировать!

— Она могла снять копии! — в запальчивости выпалила глупость Надежда Михайловна. — И вообще. Значит, я ей, что — теперь, по гроб жизни обязана? Этой сволочи гламурной? Она теперь, может, захочет, чтобы я перед ней пресмыкалась при всех? Или тапки ей в зубах приносила?!

Вот теперь все понятно. Катя сказала:

— Я вам сейчас одну вещь скажу. Только вы сразу трубку не бросайте. Мне кажется, она не сволочь. Мне кажется, что…

Раздались короткие гудки.

«Почему, интересно, не звонит Демидов? — мрачно размышляла Катерина, вяло ковыряя вилкой свой праздничный завтрак, оказавшийся невкусным. — На работу что ли пойти? Придется с Киреевой объясняться. Теперь она решила, что я предатель. Достало… Или, может, по магазинам побегать, подарки к новому году поискать? Или позвонить Людке Миколиной. Нет, у нее начальник злой, нормально не поговоришь».

Завтрак был съеден, грязная посуда поставлена в мойку. Мыть не хотелось. Звонок. Только не нервничай, лады?

— Привет, как дела? — будничным голосом спросил Демидов.

— Привет, нормально, как у тебя?

— И у меня нормально, — пауза. — Маменька желает с тобой познакомиться. Ты не против? Это много времени не займет, посидим часочек и пойдем, куда ты захочешь.

— А зачем это ей со мной знакомиться? — опасливо спросила Катерина.

— Ты забыла? — удивился Демидов. — Ты за меня замуж собралась, детка. А у меня имеется родительница, и она, по ее словам, имеет право знать, на ком женится ее единственный сын после столь долгого перерыва.

— Твоя мама циник?

— Циник. Но по сравнению с тобой она первоклашка в бантах. Ну так что передать? Ждет нас к обеду. Успеешь принарядиться?

— К обеду — это к двум, что ли?

Демидов глубоко вздохнул:

— К обеду — это к шести. Вечера. В два она только завтракает, правда во второй раз. Я заеду за тобой в пять часов. Ау, как слышно, прием!

Как-то про маму она и не подумала. Мама же еще имеется, в перспективе свекровь. И обедает она в шесть, а не в час, как у нас, простых тружеников, положено. Это бывшая медсестра?! Демидов же рассказывал что-то про свою далекую юность, как они с маменькой на одни ее медсестринские существовали. Или она теперь стала крутой бизнесвумен, или разбаловал ее Демидов донельзя. В этом случае мамаше трудно будет смириться с появлением у любимого сына жены, которую он тоже, возможно, захочет баловать.

Но делать нечего, придется как-то ко всему этому приспосабливаться. Разве у нее есть выбор?

Вздыхая, Катя отправилась с ревизией в шкаф. Распахнула створки, уставилась задумчиво на висящие рядком джинсы, рубахи и джемпера. О, нашла! То что надо. Длинная до пят и узкая, но с воланами черная юбка из тонкого кашемира. Сидит изумительно. А сверху оденем вот эту беленькую трикотажную кофточку, сильно в талию и с рукавом «летучая мышь». Гламурно? Гламурно. А на шею подойдет… Катя открыла бархатный футляр и достала кулон — крупную жемчужину в золотой оправе, — который она вешала просто на черную шелковую ленту. Папа когда-то ей подарил. В принципе, нормально. Все равно ей ничего лучше сейчас не придумать.

Часиков до двух она поваляется с книжечкой на диване, а потом начнет не спеша собираться. Она со вкусом посидит в ванне, потом сделает тщательно маникюр, потом займется прической.

Викуся, ссутулившись и засунув руки поглубже в карманы куртки, любимой и единственной, размеренно перемещалась вдоль расчищенной дорожки под окнами Катиного дома. Типа прогуливалась. Уже больше часа.

Она вышагивала мимо длинной череды серых подъездных дверей, потом огибала дом справа и шла вдоль решетчатой стоянки авто, возвращалась, заходила вглубь двора к детской площадке, утоптанной собачьими лапами, делала там разворот и снова отправлялась к подъездам.

Викуся предавалась меланхолии.

Уже и сумерки начали сгущаться, и недобрый ветер пробирал сквозь залихватскую куртейку, а она все не решалась ни уйти, ни набрать Катин номер, чтобы напроситься в гости.

Лилька поведала вчера, что у тети Кати и того крутого перца — ну, это она Олега Олеговича имела ввиду — любовь-морковь и все такое. Они так пялились друг на друга всю дорогу, пока вывозили их из Курехино, что даже ей, Лильке, у которой голова почти не соображала от всех переживаний, все равно было видно, что у них обоих крыши конкретно посносило.

И что теперь ей, Виктории делать? А что тут можно поделать… Как она жила раньше, так и будет жить. Поселится теперь с ее тетей Катей этот хмырь, или сама она уедет к хмырю в его квартиру, и забудет Катерина про Вику, и не будут они больше на кухне пить чай с баранками и болтать о ерунде, да и о серьезных вещах тоже больше болтать не будут.

Виктория тяжело вздохнула и опять подняла голову посмотреть на тети Катино окно. На эту сторону дома выходило окно кухни, и форточка у него была открыта. Опять, наверно, засиделась у компа и что-нибудь на плите сожгла, теперь проветривает. В носу у Вики защипало, и она даже приготовилась тихонечко заскулить, но потом взяла себя в руки. Покашляла чуть-чуть, пошмыгала громко носом, и отлегло. Вытащила мобильник и потыкала непослушными пальцами кнопки.

Катя собиралась уже сооружать красоту при помощи фена, но тут неожиданно рано ожил дверной звонок. Ну как же так, он же сам время назначил! Хотя в этом случае обижаться глупо. Радоваться надо.

Она разволновалась, уронила расческу, подобрала, кинула на тумбочку, взглянула в зеркало на себя лохматую и, махнув рукой, бросилась открывать.

В дверном проеме стоял совсем не Демидов, а человек, видеться с которым ей совершенно не хотелось. Ни видеться, ни говорить, тем более сегодня и сейчас.

Но ее попросили: «Можно войти? Очень важный разговор. Я ненадолго».

Катя сказала: «Можно».

Вика вздохнула. Не подходит, не отвечает. Хотя Катя дома, вон и свет на кухне горит, и форточка открыта. Нет, закрыта уже, значит, проветрила и замерзла. Вика грустно усмехнулась. А трубку не берет она потому, что не хочет сейчас с тобой, Виктория, разговаривать. Зачем же навязываться? Шла бы ты уже уроки делать.

Вика хмыкнула и подошла к домофону. На домофоне-то нет определителя, никуда не денется, трубочку снимет. Но Вика все медлила, не решаясь. Пока она так стояла и трусила, дверь подъезда распахнулась, и ее здорово задела плечом какая-то пенсионерка в синтепоновом пальто, замотанная поверх капюшона клетчатым шарфом до бровей. Как и полагается пенсионерке, она вместо извинений зашипела что-то злобное на Вику и широким шагом на четвертой передаче стала удаляться в сумерки дворовой аллеи.