Николай Томан - Избранное. Компиляция. Книги 1-9

— Он, я вижу, не защитник божий, а богохульник. Зачем же они его в эту книжку? — спрашивает Вадим.

— Ну, это смотря какую цитатку из Эйнштейна привести и как истолковать. Зато имя-то какое громкое! Ученые почти все ведь безбожники. Во всяком случае, вреда богу от них больше, чем пользы. Даже те, которые искренне в него верят, объективно подрывают веру в него. Очень метко Энгельс, кажется, сказал, что с богом никто не обращался хуже, чем верующие в него естествоиспытатели.

— Но ведь и ты собираешься с помощью цитаток…

— Каких, однако!

Корнелий довольно потирает руки:

— Нужно будет покопаться хорошенько в древнецерковнославянских рукописях, не сомневаюсь, что найдутся в них какие-нибудь высказывания «пришельцев» и о «красном смещении» и о «расширяющейся Вселенной», подтверждающие сотворение мира всевышним. Это будет повесомее перетаскивания «пришельцами» каменных идолов на острове Пасхи! Пошли теперь к печатной машине. Нужно ее поскорее наладить. Ей предстоит немало потрудиться для реабилитации могущества всевышнего.

Татьяна пробыла в Одессе целую неделю. Ни ей, ни коллегам полковника Корецкого так и не удалось увидеть в порту магистра Травицкого. Он перестал ходить даже на Приморский бульвар. Но за день до отъезда Груниной из Одессы в областное Управление внутренних дел пришел матрос с итальянского судна и заявил, что он помог неизвестному пассажиру, сошедшему с этого судна, передать чемодан с типографским шрифтом какому-то советскому гражданину, ожидавшему их в подъезде одного из домов на улице Гоголя.

— Поверьте мне на слово, я ни за что не стал бы этого делать, — заявил итальянский матрос полковнику Корецкому. — Я слишком уважаю вашу страну. Но меня заставил сделать это один из помощников капитана. Вам я могу признаться, что попался ему однажды с контрабандным товаром (не в вашей стране, конечно). С тех пор помощник капитана держит меня в своих руках. Стоит отказаться выполнить какое-либо его приказание — сразу грозит выдать полиции.

— Как вам стало известно, что в чемодане шрифт? — спросил Корецкий.

— Я же понимал, что в нем что-то недозволенное, но догадаться, что именно, конечно, не мог. По всему чувствовалось, однако, что какой-то металл. И тогда я схитрил. «А что в чемодане? — спросил я того типа, с которым шел. — Уж не золото ли? Если золото, я отказываюсь нести его дальше. Я честный итальянский патриот и не позволю, чтобы из моей бедной страны вывозили золотой запас в богатый Советский Союз…» Тот тип стал меня ругать. Тогда я бросил чемодан и пошел в сторону порта. Чемодан был слишком тяжел, чтобы нести его одному. Пассажир вынужден был вернуть меня и показать, что в нем такое.

Они передали чемодан каким-то людям, которых матрос в темноте не мог как следует разглядеть, один из них, однако, по описанию матроса, напоминал магистра Травицкого…

— А если это так, — заключила Татьяна, — то этот шрифт должен оказаться скоро в Благовской семинарии.

Все это она сообщила подполковнику Лазареву, вернувшись в Москву.

— Я тоже так полагаю, Татьяна Петровна, — соглашается с нею Евгений Николаевич. — У Телушкина уже все готово для печатания подпольной религиозной литературы. По сообщению Дионисия Десницына, Корнелий раздобыл где-то старую печатную машину, и сейчас она у него на полном ходу. Восстанавливать ее пришлось Маврину одному, так как Корнелий категорически возражал против приглашения кого-либо еще. Так и не удалось подключить к этому Анатолия Ямщикова.

— Что же мы будем делать дальше, Евгений Николаевич? Вы советовались с комиссаром Ивакиным?

— Решено не поднимать лишнего шума и не производить ареста Телушкина в семинарии…

— Но ведь его типография не в семинарии? — перебивает Лазарева Грунина.

— Все равно это владение семинарии. Когда будет нужно, мы поставим в известность их руководство, и они сами разоблачат Телушкина.

— А они не замнут этого дела?

— Его уже невозможно замять. Телушкин тоже никуда от нас не уйдет — особняк архиерея Троицкого находится под наблюдением местной милиции.

О том, что не Рудаков, а Анатолий Ямщиков встретился с Вадимом, Татьяне стало известно от самого Олега.

— Знаешь, — сказал он ей, — вначале я очень расстроился из-за этого…

— Хотел предстать передо мной героем?

— Если честно, то в какой-то мере было и это. Но главное — не сомневался, что сделаю это лучше опрометчивого Анатолия. Должен, однако, признаться — он отлично справился со своей задачей.

И Олег, ничего не скрывая, рассказал ей, как решался вопрос его друзьями. Не утаил даже обидных слов в свой адрес Вали Куницыной.

— Так тебе и надо! — рассмеялась Татьяна. — Надеюсь, ты не затаил на нее злобы?

— Сказать, чтобы я был рад ее оценке моей персоны, было бы неправдой, но я все же пригласил ее на нашу свадьбу и надеюсь, что ты…

— Мог бы не задавать мне такого вопроса. Валя прекрасный человек и настоящий наш друг. Ну, а от Вадима какие вести?

Олег подробно сообщает ей все, что поступило от Маврина по цепочке Авдий — Дионисий — Андрей.

…В тот же день Татьяна созванивается с профессором Кречетовым и просит разрешения зайти к нему.

Едва она переступает порог его квартиры, как под ноги ей бросается маленький, серый, с темными тигровыми полосками котенок.

— Берегите ноги, Татьяна Петровна! — встревоженно кричит Леонид Александрович.

— Неужели такой свирепый? — удивляется Татьяна.

— Шалун ужасный. На днях принес его мне академик Иванов. Сказал, что это помесь простого серого кота с сиамской кошкой. Внешним видом он в папу, но с сиамским темпераментом. Теперь весь день по моей квартире носится этот тайфун из шерсти и множества остреньких коготков. Все летит вверх дном. В том числе и рукописи с моего стола.

— И как же вы с ним уживаетесь?

— Первые три дня думал, что не выдержу. Звонил Иванову, просил забрать. Но он был занят, пришел только на пятый день.

— И что же?

— А за пять дней привык я к этому чертенку. Хотел однажды отлупить. Взял в руки, а он сжался в комочек и поет. Как я мог его после этого наказывать? И знаете, он не глуп, все понимает. Во всяком случае, когда я сажусь за стол работать — носится по другой комнате, а ко мне приходит только спать. Взберется на колени, помурлычет немного и засыпает мертвым сном… Но что я с вами об этом малыше, вы, наверное, по серьезному делу, извините, ради бога!

— Бога вы вовремя помянули, — смеется Татьяна. — Именно о боге будет речь. Точнее, о богословах.

И Татьяна рассказывает Кречетову о своей поездке в Одессу и встрече с бывшим семинаристом Фоменко. Потом она достает записку Владимира и протягивает ее профессору.

— А что, если я попробую, — улыбается Леонид Александрович, — перечислить вам все вопросы одесского семинариста, не глядя в его записку? Это не так уж трудно. Методы так называемых клерикальных «доказательств» существования всевышнего с помощью «современного естествознания» давно нам известны. Это, наверное, «тепловая смерть Вселенной», «расширяющаяся Вселенная» или так называемый «взрыв во Вселенной». Ну и, конечно, «соотношение неопределенности» квантовой физики? Угадал?