Николай Псурцев - Свидетель

— Нет, нет, — и Вадим рванул дверь на себя.

Он ехал уже четвертый час. И все это время простоял в коридоре. В купе идти не хотелось. Душно. Сумрачно. Да и попутчики попались суетливые и горластые.

Все. К маме. В Москву. Уже полтора года, как отца перевели в союзное министерство. А Данин так и не выбрался к ним. Там все будет по-другому. Там он все забудет, как сон, как неотвязный и нескончаемый сон. А здесь плохо было. Плохо. Профукал полжизни… Женился, разводился, гулял с кем попало… Но ведь доволен был, и весел, и беззаботен… На работе неизвестно чем занимался, и не лежала душа у него к этой работе. Ничего, перетерпим. Главное — не капает, главное — забот нет. Ничего решать не надо: ни за себя, ни за других. Порхаем, отдыхаем. А ведь думал, что по-настоящему трудится, и ведь искренне так считал. Бездельник и позер. На окружающих свысока смотрел, насмешничал, развлекался. «… Тебе никто не нужен, вообще никто», — сказала ему как-то жена. Он тогда порадовался этому определению, оно польстило ему, Истинному, стоящему мужчине никто не нужен, он сам по себе. Глупец! Он просто боялся людей, боялся ответственности за них. Зачем усложнять себе такую расчудесную, спокойную жизнь… Но нет, неправда Есть человек, который ему нужен и которому необходим он. Дашка. Его дочь. «О, господи, — Вадим сжал впеки, — я же так и ье дождался их звонка. Послал телеграмму, а сам не дождался. Забыл! О самом важном забыл! Потопу что опять о себе, о себе все помыслы. Негодяй!»

— Негодяй, вот негодяй, — совсем близко, почти возле уха, раздался рассерженный женский голос. Вадим вздрогнул и обернулся.

— Позвольте пройти, — густобровая проводница крутила головой и морщилась, как от боли. За ней стоял мощный мужчина в железнодорожном мундире и форменной фуражке. Тяжелое, квадратное лицо его было озабоченно.

— Что случилось? — спросил Вадим.

— Обокрали гражданку, все украли: и вещи, и деньги… — Мужчина в фуражке не дал договорить проводнице, положил ей руку на плечо и легонько подтолкнул вперед. Это, видимо, начальник поезда.

Он прав, чего болтать-то зря. Ну раз уж начала…

— В каком купе? — мягко спросил Вадим, обращаясь уже к начальнику. Тот махнул рукой назад и нехотя ответил:

— В предпоследнем.

И они прошли дальше. Вот напасть-то, не знаешь, что тебя ждет в любую секунду. Стоп! Но ведь поезд не останавливался. Значит, вор еще здесь!

— Послушайте, — крикнул он вдогонку проводнице и начальнику. — Поезд же еще не останавливался.

— Останавливался, — устало ответил начальник. — На полминуты в Рытове.

Ну, значит, теперь ищи ветра в поле. Проводница и начальник скрылись в тамбуре.

Громыхнула купейная дверь в конце коридора, и мгновенно вклинился в вагонное безмолвие безнадежный надрывный плач. Из купе высунулась испуганная молодая женщина.

— Вы не доктор? — крикнула она.

— Что? — удивился Вадим.

— Нужен доктор, человеку плохо. Спросите у себя в купе, тем нет врачей?

Вадим отрицательно покрутил головой.

— У нас точно нет. Что с ней? — И он решительно направился к открытому купе.

Копотко стриженная курносая девушка инстинктивно запахнула халат.

— Истерика, — объяснила она. — Как бы припадка не было Или приступа сердечного Я однажды такое видела… Страшно…

В полумраке купе Вадим различил сидящих, тесно прижавшие, друг к другу, мужчину и женщину. На противоположной полке, вздрагивая всем телом, полулежала женщина. Вадим едва только вошел в купе, как женщина опять заголосила. Кричала она, захлебываясь и всхрипывая.

— Это ее обокрали? — Вадим непроизвольно дотронулся до уха.

Девушка кивнула.

— Как ее зовут?

— По-моему, Екатерина Алексеевна…

— Найдите проводника, — сказал Вадим. — А я попытаюсь с ней поговорить Лекарства есть какие? Ведь в дальний путь собрались как-никак.

— Ах, да, — девушка всплеснула руками — Я и забыла. Тазепам.

— Замечательно, и никакого врача не надо. Давайте.

Вадим присел на корточки перед женщиной, осторожно погладил ее по жестким седым волосам, потом по шее, по плечам. Наклонился к самому ее лицу и проговорил почти шепотом:

— Тихо, тихо… Все в порядке, жулика найдем, деньги отберем у него и вернем обратно, обязательно найдем.

Надо успокоить ее, каким угодно способом, какими угодно словами, правдой-неправдой, но притушить эту вспышку. Девушка дала ему таблетки, стакан воды.

— Я зажгу свет, — сказала она.

— Не надо, — возразил Данин, — свет раздражает.

— Екатерина Алексеевна, — он повернул лицо женщины к себе. Простое, ничем не примечательное лицо пожилой сельской жительницы. Глаза полуоткрыты, губы сложены в дудочку. Но она уже не кричит, только стонет надрывно Вадим сунул в рог женщины две таблетки, приподнял ее голову и поднес к губам стакан. Женщина глотнула механически. Вадим отпустил руку, поднялся, отдал стакан девушке.

— Я покурю, — сказал он, вышел в коридор, вынул пачку, извлек сигарету, закурил. Девушка встала рядом.

— Вот гад! — в сердцах сказала она. — Все они гады, преступники! Человек работает, копит, копит, сил не жалеет, от всего отказывается. А они приходят — и раз, одним махом, без труда… Гады, я бы их, — она сжала кулачки…

Вадим затянулся еще несколько раз и бросил сигарету в окно. Он был возбужден и чувствовал, что делает дело нужное и важное. И что все на него смотрят с надеждой и симпатией. И девушка, и обнявшаяся напуганная парочка. И сам на себя он точно так же смотрит. Женщина уже поднялась и, опершись на руку, теперь сидела и невидяще глядела в пол.

— Полторы тысячи, — вдруг всхлипнув, сказала она. — Пятьсот моих, а тысяча — соседей. Это же такие деньги, такие деньги. — Она, как ребенок, размазала слезы по лицу. — И я теперь без копейки. А кума в Москву только через неделю приедет. У меня кума в Москве живет. Она мне ключ оставила, сама через неделю приедет. А в деревню звонить и писать не буду, боюсь… И продать нечего. О, господи, помилуй…

Женщина была маленькой и худенькой, и ноги ее едва доставали до пола. Она, как девочка, то и дело одергивала платье, а потом складывала сухонькие ручки на коленях. Вадим заметил, что мужчина прижимает к груди женскую черную сумку. Видать, когда узнал о краже, первым делом бросился проверять, не обокрали ли и его. Видно, обнаружил сумку женину, и, стерев пот, вздохнул свободно, и прижал сумку к себе, и теперь до самой Москвы с ней не расстанется…

Вадим стремительно повернулся и зашагал к своему купе. Рывком открыл дверь. Там было темно. Он снял пиджак с вешалки, вышел в коридор. На ходу натягивая пиджак, двинулся обратно. Подойдя к купе, оперся на косяк, вынул из кармана скомканные деньги, протянул женщине.

— Возьмите. На первое время хватит.

— Да что вы, — отмахнулась женщина.