Михаил Кречмар - Жесткая посадка

– Вывоз этого самолёта, если всё сходится, даёт тысячи процентов прибыли. Любой бизнес с такой прибылью является бизнесом не просто повышенного – сверхвысокого риска.

– Ну я же говорю – пират! Как я тебя люблю! – И она вытянулась всем своим невеликим росточком, пытаясь найти мои губы.

«Всё равно это хорошо», – продолжала говорить Кира при каждом удобном случае. Вот такая она была…

С Серёгиным гением аэронавтики мы встретились у него в офисе. Эта была пристройка к обычной многоэтажке, о четырёх комнатах, с ведущей вверх лестницей, которую охранял инвалид-афганец. Судя по всему, офис служил Ухонину и жильём.

Игорь Ухонин оказался очень моложавым человеком среднего возраста – это потом я узнал, что ему около пятидесяти, с крепко сбитой поджарой спортивной фигурой. Судя по всему, относительно недавно волосы у него были рыжие, однако на сегодняшний день он поседел – так, как часто седеют рыжие люди, – то есть волосы его посеребрились в случайном порядке по всей голове, отчего голова приобрела… несколько сивый цвет. Рыжей осталась лишь щёточка усиков, которой он смешно шевелил во время разговора, будто бы пережёвывая попавшие в рот мысли. Усики делали его похожим на офицера британской армии конца XIX века, как их было принято изображать в советских кинофильмах. Серые глаза, как осколки толстого стакана, широкие ладони и тонкие кисти фехтовальщика.

– Ух, – сказал он, протягивая руку.

– Устали на тренировках? – Серж просветил меня, что Игорь – футболист и даже тренер какой-то любительской футбольной команды.

– Нет, это фамилия моя – Ухонин. А для своих – Ух.

И после этого я никогда, даже в мыслях, не звал его Игорем. Ух умел держать дистанцию так, как её держат немногие. А ещё мне показалось, что он ярко выраженный перфекционист . Если Ух не мог в чём-то достигнуть высшего уровня, то не брался за это никогда. Кроме того, было у него очень важное качество, характерное для лётчиков в целом: он умел отличать главное от шелухи.

– Итак, насколько я понимаю, вы знаете, где лежит самолёт времён Второй мировой войны, имеющий большую рыночную стоимость, – начал Ух совершенно официальным голосом командира эскадрильи, которым он, собственно говоря, и являлся.

– Немного не так, – хмыкнул Серж. – Мы обладаем информацией, которая может помочь его найти.

Ухонин смотрел на нас с нескрываемым весельем.

– А что вы знаете о Севере, благородный дон? – благодушно спросил он голосом дона Рэбы. Неожиданно он развернулся в вертящемся кресле и ткнул пальцем в здание на другой стороне площади.

– Сколько метров до угла этой шестнадцатиэтажки? – резко спросил он.

– Да сколько… – смутился Серж. – Километр… Полтора…

Ух казался полностью удовлетворённым.

– До угла той «свечки» – там, где вывеска магазина, – триста пятьдесят метров. Треть километра, если точнее сказать.

Он вынул из ящика стола чёрный предмет с двумя объективами, похожий на недоделанный бинокль.

– Это немецкий дальномер «Лейка», – пояснил он. – Километр будет до того дальнего крана, – он ткнул пальцем в башенный кран на краю горизонта. – Можешь проверить.

– На хрена мне проверять-то? Прикинь! – изумился Серёга.

– С какой точностью в километрах ты знаешь, где лежит аэроплан? – хмыкнул Ух.

– Ну-у-у… Я даже вопросом таким не задавался… – промямлил Серж.

– Понятно. Теперь слушай сюда. И смотри. – Он снова развернулся и ткнул пальцем в противоположную от окна стену офиса, сплошь увешанную дипломами и свидетельствами на самых разных языках – от английского до арабского.

– Я поднял в воздух тридцать один самолёт, – сказал Ух голосом профессионального обвинителя на Нюрнбергском процессе. – В среднем на каждый самолёт я потратил девяносто дней рабочего времени. Только на то, чтобы восстановить его до лётного состояния. Из них сорок дней уходило на подбор документации. Дней двадцать – на составление реестра недостающих запчастей. Дней двадцать – на их изготовление по всему миру. И десять дней – на собственно ремонт. Компьютерщик, сколько будет дважды два – знаешь? Сколько дней в этом расписании у меня осталось на поиски самолёта?

– Ни одного. Конкретно, – мрачно сказал Серж.

– Абсолютно правильно, – так же мрачно продолжил Ух. – Потому что я всегда знал, где их искать с точностью до ста метров. А ты говоришь о самолёте, лежащем в месте, где ты никогда не бывал, со слов человека, не владеющего картой, и хочешь сделать на этом деньги! Я тебе не скажу, что так не бывает – так говорят слишком многие. Когда я делал свою «Аэрокобру Лтд», мне тоже говорили, что так не бывает. Ты просто имей в виду, что когда ты говоришь – «радиус двадцать пять километров» – ты имеешь в виду круг по пятьдесят раз как до того крана, на котором помещается чёртова уйма деревьев, кустов, речек и самых настоящих гор. А теперь ты скажи мне, сколько в сумме ты сегодня прошёл метров пешком по асфальту?

В этот момент Серёга надулся, и я даже решил, будто он обиделся. Однако это было не так.

– Ух, прикинь, я и так всё знаю, – выпустил он. – Но давай поглядим на всё с другой стороны. – В этот момент Сергей ловко щёлкнул мышью и вызвал сайт Aircombat.com.

– Так вот, орлы, – хмыкнул Ух, – когда мы собирались встретиться, я хотел предложить вам за точку падения вполне определённую сумму – пять штук баксов.

– Пять тысяч! За место, где лежат восемь лимонов!

– За место, где вы думаете , что лежат восемь лимонов. Почувствуйте разницу. Сайт – это не контракт, бизнесмены хреновы. Кто угодно может написать на компьютере что угодно и пустить в эту бездонную Всемирную сеть. Но! На моей памяти ни один самый редкий ероплан не стоил «всухую», на территории бывшего СССР, больше полутора миллионов.

– Так вот, ребята, – тем же прокурорским голосом продолжил Ух, – выслушав вас внимательно, я про себя решил – ни цента я вам не предложу. На таких условиях не продаётся ничего. Но байку вашу я послушаю…

Историю Ух выслушал, вопреки ожиданиям, очень заинтересованно и не перебив ни разу. Дослушав, облегчённо сказал:

– Ну, как я и ожидал – найти его нереально. Можно пять лет убить на поиски. Между Орхояном и Хохотском, говорите? Там триста километров такой местности, будто чёрт её месил. А мил-друг, сиз-голубь, этот инженер ваш ничего не путает? В тех краях я про упавшие аэропланы даже не слыхал. Вот севернее – да, возле полуострова Лисянского ТБ-3 лежал… И ещё один, в верховьях Ини…

– Да, лежали, – сказал Серж. – Только, прикинь, их обоих уже подняли и увезли. Один сейчас летает в Орегоне, второй на Украине.

– Вот видишь, – удовлетворённо сказал Ух, – ты даже знаешь, кто их поднял и когда.