Александр Бушков - Пиранья. Белая гвардия

Правда, на сей раз Мазур, согласно им же самим утвержденному раскладу, держал взглядом обочину на высоте человеческого роста, а верхотурой занимались люди с заднего сиденья, то бишь Лаврик и Журавель.

Он успел еще мельком подумать, что Папа, как ни крути, мужик твердый – ни разу после очередного покушения не повернул назад, не отменил свое явление пред очи верноподданных. Казнокрад, конечно, фантастический, как приличному африканскому диктатору и положено, сатрап тот еще – но, в отличие от иных собратьев по ремеслу, ни капельки не трусоват, надо отдать ему должное. В прошлом году, когда взбунтовалась пехотная рота и двинулась в столицу, паля по всему, что движется, Папа, нацепив камуфляж и каску, самолично… Мать твою!!!

Дальнейшее уложилось в считаные секунды.

Фигура в простых штанах и белой майке выломилась из зарослей справа от дороги – дерганая какая-то, заполошная, высоко вскидывая колени, метнулась прямо на оцепление, остервенело паля перед собой, и двое полицейских, прошитые автоматной очередью, скрючились пополам, а вторая очередь успела черкнуть по окнам головного «мерседеса» (где, между своими говоря, Папы и не было вовсе), пули, срикошетив от затемненного бронестекла, с визгом унеслись неизвестно куда, и слева тоже затарахтел автомат…

В следующий миг Мазур повел загрохотавшим «клероном» и снес стрелявшего, как кеглю, тот, взмахнув руками, завалился в кусты, автомат отлетел в сторону. Кортеж резко набрал скорость. Мазур, держа автомат наготове, успел оглянуться. На той стороне дороги застыла в пыли на обочине нелепо разбросавшая ноги фигура – ага, Леон и его мальчики тоже не оплошали… Замыкающая машина, визжа тормозами, развернувшись поперек дороги, остановилась – ну да, нужно же в темпе учинить следствие с осмотром места происшествия, полковник Мтанга и его кадры тоже добротно учены французами… По обе стороны дороги гремит жуткая канонада – опамятовавшиеся «столбики» лупят в белый свет, как в копеечку, куда ни попадя, демонстрируя, какие они доблестные…

Он вновь смотрел на обочину, не опуская попахивающий пороховой гарью «клерон». Промелькнули склады и кустарники, показались жилые дома – бедняцкие кварталы, самого что ни на есть трущобного вида, вот здесь народу изрядно: не избалованные развлечениями жители собрались толпами, но на приличном расстоянии от обочины – полиция этот маргинальный элемент старается не подпускать поближе, хоть они и соплеменники Отца Нации, но кто их там знает…

Несмотря на все напряжение, занятно было смотреть по сторонам и наблюдать, как меняется столица, как улицы становятся красивее, богаче, зажиточнее. На смену ветхим баракам, хижинам, неописуемым лачугам, смастеренным из всего, что только могло пойти в дело, появились более-менее приличные дома колониальной постройки, магазины с высокими витринами, рекламы недешевых увеселительных заведений. Центр застроен домами современной архитектуры, белоснежными, окруженными пышной зеленью. В свое время французы пытались здесь создать этакую витрину своей Западной Африки, в чем, нужно признать, преуспели.

Здесь полицейские с жандармами стояли уже не так густо – но наглухо перекрыли все выходившие на поименованный в честь Отца Нации проспект, и там теснились шеренги разноцветных автомобилей, сплошь и рядом опять-таки новеньких.

По центру ехали недолго, вскоре завывающие полицейские машины свернули направо, а за ними и весь кортеж, впереди открылся обширный пустырь, еще заваленный строительным мусором и многочисленными пеньками от срубленных деревьев, – а посередине красовалось овальное белое здание, покрытое голубоватым стеклянным куполом. Красивое здание, похожее на марсианский корабль или кадр из фантастического фильма о будущем.

Вот тут как раз и наблюдалось нешуточное многолюдье. Широкую и высокую белоснежную лестницу, ведущую к парадному входу, с обеих сторон перекрыла в три шеренги полиция, едва сдерживая толпу, тяжело колыхавшуюся, как море.

Передний лимузин остановился почти вплотную к притормозившим полицейским машинам. Толпа взревела, но оттуда показались лишь два генерала и председатель парламента (персона, в отличие от генералов, чисто декоративная, как, собственно, и сам парламент).

Адъютант в белоснежном мундире и пышных золотых аксельбантах, вытянувшись в струнку, распахнул дверцу второго лимузина, и вот оттуда-то вылез Папа. Охранники в цивильном и белые в пятнистых комбинезонах проворно отделили его от толпы двойным кольцом.

Толпа взревела по-настоящему, напирая на шеренги черных и оранжевых беретов. Те колыхнулись, чуть подались назад, но устояли, сцепив руки. Отец Нации неторопливо направился к подножию лестницы, легонько помахивая ладонью согнутой в локте руки. Мазур, сменивший «клерон» на более подходящий для окружающей обстановки «узи», шагал в цепочке первым, держа автомат одной рукой, дулом вверх, чуть на отлете – именно такая манера держать оружие здесь почиталась наиболее внушительной. После освежающего ветерка, едва машины остановились, вновь навалилась жаркая духота. В камуфляже и высоких ботинках в это время дня чертовски неуютно.

В паре метров от него колыхалась толпа – старые и малые, мужчины и женщины (он подумал мельком, что после окончания торжественной церемонии снова будут затоптанные, но это уже не его промах и не его печаль). Люди размахивали черно-зелено-золотыми флажками, высоко подпрыгивали, воздевая руки, лица стали глупо-восторженными, одинаковыми.

Где-то в задних рядах послышалось скандирование, быстро охватившее толпу от края и до края:

– Ньягата Теле! Ньягата Теле!

Эквивалента в русском языке не имелось – как, впрочем, и в европейских вообще. Ньягата Теле – не просто Отец Нации, это, если попытаться перевести близко к смыслу – Великий-Отец-Роднее-Не-Бывает. Примерно так. Товарищ Брежнев, мир праху его, обзавидовался бы, как и товарищ Мао…

– Ньягата Теле! Ньягата Теле! – неистовствовала толпа.

Папа неторопливо поднимался по белоснежным ступеням, держа на лице отечески-радушную улыбку и величественно поводя рукой. Отступив на полшага, за ним шла Принцесса, немыслимо грациозная, леший ее задери, в синем платьице, невероятно простеньком на вид, но стоившем кучу денег, не умещавшихся в сознании не только вопящих столичных жителей, но и Мазура. А как же – не та девочка, не то семейство, чтобы носить дерюжку…

Отступя еще на шаг, солидно шагали оба генерала, держа руки на позолоченных эфесах легоньких парадных сабель (скопированных с французских) – если следовать песне, славою покрыты, только не убиты (но человек понимающий прекрасно знает, что ни за одним не числится сражений и битв, ни выигранных, ни проигранных, если не считать пограничной стычки пятилетней давности, где с обеих сторон принимали участие сотни три солдат, четыре броневика и всамделишный реактивный истребитель пенсионного возраста). В кильватере, замыкающим, двигался глава парламента – он тоже пытался придать себе осанистый, державный вид, но получалось как-то неубедительно.