Александр Тамоников - Сумка со смертью

– Да не нужен мне этот геморрой, – фыркал Маслов, – своего хватает – восемь соток, куда уж больше? Последить за сохранностью – одно, а постоянно тянуть этот воз – чур меня, как говорится.

– Ей-богу, мужики, не думал об этом, – божился Алексей. – Не было планов продавать – другого-то дома у меня нет. Поживу, осмотрюсь, с голода пока не пухну, деньжат на черный день накопил.

– Давай ко мне на пасеку, – предложил Черкасов. – Деда-бездельника уволю к чертовой матери, будешь моим помощником. Компаньоном, так сказать. Расширимся к следующему лету, фирму свою организуем. «Частные пасеки Черкасова»… – Он задумчиво уставился в облезлый потолок веранды. – Ну и Воронича, конечно, гы-гы… А что, звучит?

– Ладно, поживем – увидим. Может, не понравится, переселюсь куда-нибудь в Таиланд, буду на солнышке до пенсии греться, девчонок местных щупать…

– Ты с ними поосторожнее в Таиланде, – предупредил Борька. – Знающие люди по секрету сказывали, что половина девчонок в Таиланде – никакие не девчонки…

Ржали так, что дрожала и чуть не сыпалась крыша веранды. О плохом уже не говорили – сегодня только о хорошем! Снова пили, ели – еда, в отличие от спиртного, не переводилась. Перешли на анекдоты. Было уютно, весело, алкоголь туманил голову. Старенький дом вздрагивал от хохота. Весьма некстати кончилась текила. Сидели, как сироты, растерянно глядя друг на друга.

– Айн момент, – встрепенулся Маслов, – сбегаю к себе. Посидите минутку, никуда не уходите.

Ему и за калитку выходить не пришлось – отогнул штакетину, пролез к себе на участок. Тем же образом вернулся, сжимая литровый пивной пластик. В бутылке, судя по мутному содержимому, было не пиво.

– Стратегический запас, – с трудом ворочая языком, поведал пенсионер. – Баба Дуня гонит… Нормальная штука, но сразу предупреждаю – не шедевр. Баба Дуня любит денежки, но ей не хватает усидчивости…

– Мы поняли, Палыч… – У Черкасова тоже заплетался язык. – Не является лекарственным средством, типа… Будем пить очень и очень осторожно… Ты наливай, не тряси своей бутылью…

Воспоминания о заключительной части пьянки остались отрывочные. Деревенский самогон, рассчитанный на не самую взыскательную публику, крепко шибанул по мозгам. Все было как в тумане. Веселье оборвалось, наступило угнетенное состояние. Самогонку даже не допили. Но закончилось все мирно, без эксцессов и классических выяснений, кто кого уважает. Первым отвалился Виктор Павлович – передал всем пламенный привет и поволокся к калитке, хотя с успехом мог бы пролезть через штакетник. Борька Черкасов проживал через семь дворов, рядом с магазином – то есть страшно далеко. В завершение вечера его сразил дикий голод – смолотил паэлью с лазаньей, остатки картошки. Потом поднялся, забыв поблагодарить, изобразил нетленный «но пасаран» и, шатаясь, побрел к выходу. Покидая участок, повредил калитку и чуть не повалил забор, но это такие мелочи…

Утро было сизым, недружелюбным, насыщенным похмельными страданиями. Хотелось выть от отчаяния: кто в него вливал, почему так назюзюкался и как теперь пережить грядущий день? Алексей очнулся на своей кровати (добрался-таки), но почему-то одетый, в одном ботинке. Снять второй, видимо, не хватило сил. Изголовье кровати стояло как-то криво – пытался вытащить на улицу, чтобы ночевать на свежем воздухе? Или под распятие захотелось – с укором смотрящее на него со стены? Мать-земля сегодня не держала. Выбираясь из комнаты, он глянул на себя в мутное зеркало – картина печальная и нравоучительная. Припал к рукомойнику, яростно чистил зубы – не помогло, от энергичных движений только хуже стало. Пришлось присесть в старое родительское кресло, а потом восставать из него, как птица Феникс. Болели все кости, трещала голова. Во рту обосновался на постой эскадрон гусар летучих. Он выбрался страшным привидением на веранду, обозрел мутным взором остатки вчерашней трапезы. Прибрать гадюшник было некому (да и в дальнейшем вряд ли удастся). Возле банки с недоеденными шпротами сидел пушистый черный кот и с наслаждением пировал – аккуратно вытаскивал из банки рыбу, пристраивал рядом на стол и ел, закрывая от наслаждения глаза. «Эстет», – подумал Алексей.

Разговаривать не было сил – даже с животными. Кот покосился на него и тоже не издал ни звука. Он пошатался по веранде, спустился в сад и побрел к калитке, попутно оценив наделанные Борькой разрушения. Ничего, пройдет похмелье – он горы свернет! Алексей вышел на дорогу, немного продышался. Петухи уже пропели, но народ еще спал. Где-то гавкнула собака и заткнулась. Участок Вороничей располагался на северной околице деревни – через дорогу находилось только одно домовладение. Там никто не жил – от ограды остался лишь продольный брус, крыша просела, окна заколочены досками. За околицей тянулся рослый кустарник. Дорога сворачивала направо и устремлялась к Старицкому озеру. Местность погружалась в низину, ее окутывал туман, которого почти не было в деревне. Насколько он помнил, это была не основная дорога к озеру и лодочной станции. Проехать туда можно было проще – воспользовавшись ответвлением от дороги из Монина. Видимо, там все и ездили. Дорога, на которой он стоял, была исполосована колдобинами, заросла чертополохом. Здесь забуксовал бы даже высокий внедорожник. И это хорошо. Меньше всего хотелось, чтобы рядом с домом кто-то ездил.

Алексей вернулся на участок, добрел до бочки с дождевой водой и с наслаждением погрузил в нее голову. Вытащил, снова сунул по самую шею. «Лекарство» подействовало. Эскадрон не уходил, ломота оставалась, но голова уже не трещала, как набитая сушняком буржуйка. Он поковырялся в сарае, отыскал косу. Сделал попытку удалить хотя бы часть травы, расплодившуюся в страшном количестве. Несколько взмахов косой – и бросил ее обратно в сарай. Больше не пить! Он продолжил обход своих владений, навестил гараж, в котором прозябала «Тойота», походил вокруг нее, сунулся зачем-то в капот. Машина выглядела неплохо. Сменить чехлы, небольшой косметический ремонт – и не стыдно въехать даже в центр Мирославля. Но только не сегодня. Затем обогнул пару сараюшек, добрался до бани, сложенной из качественного бруса. Баня стояла как влитая, из щелей между досками торчала пакля. Маслов хвастался, что баня в полном порядке, можно мыться хоть сейчас – если растопить и натаскать воды. Дрова имелись, врытый в землю бак тоже оказался не пустым – пополнялся дождевой водой, стекающей с крыши.

Надо баню растопить, мелькнула мысль. Забуриться в парную – и все похмелье как рукой снимет.

Алексей набрал в поленнице охапку дров, прижал их к груди, поднялся на крыльцо, потянулся к дверной ручке… И вдруг заметил краем глаза, как колыхнулась занавеска в крохотном оконце – в аккурат в помывочном (парном) отделении! Проглючить не могло – похмелье, конечно, дикое, но связь с реальностью не утеряна. Он все же офицер спецназа, способен отличить реальное от кажущегося! Алексей сделал вид, что вытирает ноги о занюханный коврик, шоркал подошвами, скрипели половицы. Снова скосил глаза – занавеска больше не шевелилась, но ощущение, что в бане кто-то есть, укреплялось все больше. Виктор Павлович прибыл спозаранку, решил растопить, порадовать хозяина? Не стал бы он топить – пост сдал, как говорится. И не шифровался бы, не прятался за занавесками… Бродяги? Гастарбайтеры, шныряющие по селам в поисках работы? Замка на бане отродясь не было. Он со скрипом отворил дверь, вошел. Высыпал дрова у печки в узком предбаннике и, потянув на себя следующую дверь, вошел в комнату для отдыха. Здесь стояли два старых кресла, колченогий сервант. В помещении – никого, а сквозь сумрак очерчивалась еще одна закрытая дверь – в помывочное отделение. На стене двойной выключатель. Алексей бросился вперед, ударил по выключателю и распахнул дверь, гаркнув: