Сергей Майдуков - Слепая ярость

Лунева это нисколько не напрягало. На крохотном столике в его скромном «кабинете» стоял допотопный компьютер с выпуклым экраном и пожелтевшей от времени клавиатурой. Очень неказистый, зато подключенный к интернету. Долгое время Лунев к нему не прикасался, а потом все же решил навести порядок на рабочем столе и в папках компьютера. Зачем хранить то, что осталось от прежнего хозяина?

По-видимому, в последний раз компьютер был выключен второпях, без стандартной процедуры, поэтому, когда интернет был запущен, на экране появился открытый почтовый ящик с фамилией Горелова. Лунев собрался просто закрыть страницу, но его привлекла тема неотправленного письма, в которой значилось: «Генпрокурору Бужанову».

Приблизив лицо к экрану, Лунев застыл. Он прочитал то, чего никак не ожидал здесь увидеть. Горелов утверждал, что в детском доме «Парус» творятся страшные вещи, о которых он хочет рассказать генпрокурору при личной встрече. Далее Горелов просил назначить дату и время, когда его могли бы принять в областной прокуратуре. Судя по тому, когда был создан черновик, охранник погиб всего через несколько часов после того, как закончил писать это письмо.

«Только этого мне не хватало, – подумал Лунев, нахмурившись. – Хотел начать все с чистого листа, и вот тебе раз! Не успел даже освоиться на новом месте, как уже вляпался во что-то. И дернул меня черт читать чужие письма…»

Как бы Лунев ни хотел сделать вид, что ничего серьезного не произошло, все его мысли снова и снова возвращались к содержанию электронного черновика. Он понял, что пока не узнает правду, не успокоится. Раньше в смерти Горелова он не видел ничего странного, но теперь она была подозрительно похожа на замаскированное убийство. Или это лишь удивительное совпадение? Поскольку Лунев не верил в мистику, то сразу отмел возможность случайности. Дело было нечисто, и с этим ему предстояло разобраться.

Чтобы лучше вникнуть в то, что происходит в детдоме, Лунев решил использовать свои обеденные перерывы для знакомства с персоналом. Общаясь со слесарем и поварихами на отвлеченные темы, он старался найти хоть какую-то зацепку, которая подсказала бы, что имел в виду Горелов. Но из слов тех, с кем Луневу довелось поговорить, он усвоил одно: воспитанники детского дома накормлены, обеспечены всем необходимым и, насколько это возможно в их случае, счастливы. Ему не удалось заметить ни одной подозрительной детали. Тогда Лунев решил перейти к общению непосредственно с самими детьми. Но это оказалось не так просто, как он думал.

Дети в детском доме делились на две категории. Одни, так сказать, были продвинутые. Они учились по общеобразовательной программе, читали интересные книги и имели неплохую успеваемость. Среди них попадались даже довольно одаренные, которые играли на музыкальных инструментах и слаженно пели хором. К сожалению, таких питомцев было меньшинство. Пообщавшись с ними, Лунев услышал от них лишь подтверждение слов персонала: жизнь в детском доме идет гладко, как по маслу.

Но основная масса здешних воспитанников относилась ко второй категории, имеющей множество нарушений психики и пониженный уровень интеллекта. Таким детям было не дано блистать на уроках или разговаривать со взрослыми о прочитанных книгах. Все, что было возможно, – это обучить их элементарному чтению, простым бытовым действиям и легкому труду. Дать, так сказать, базу, необходимую для жизни. Как ни старался Лунев, но расспросы таких детей ни к чему не привели. Они лишь лепетали что-то невнятное или замыкались в себе.

Ненамного больше пользы принесло и общение с няней Еленой Горобий и воспитательницей Татьяной Малаховой. В ответ на вопросы Лунева они недоуменно пожимали плечами, мол: «А что у нас может быть не так?» Получалось, что все были довольны: и воспитанники, и воспитатели. Следовательно, Горелов написал это письмо в приступе белой горячки? Или у него была нездоровая фантазия? Еще он мог хотеть кому-то отомстить, рассказав генпрокурору вымышленную историю об ужасах детского дома «Парус». И было бы это похоже на правду, если бы не одно но , заключавшееся в том, что Горелов погиб. С большой долей вероятности он был убит. За что? За поклеп? Это вряд ли.

Во время одного из обеденных перерывов Лунев решил ненавязчиво выяснить у Алены, что она думает о Горелове. Он направился к ней. Целый день его преследовал неистребимый запах тушеной капусты, от которого было невозможно спрятаться даже в самом укромном уголке. Теперь, когда Лунев шел по длинному коридору, покрытому оранжевым линолеумом, запах стал просто невыносимым. Вместо чувства голода, которое должно было возникнуть от ароматов еды, к горлу подступала тошнота. Лунев с детства ненавидел тушеную капусту, которой почему-то всегда обильно кормят в детских учреждениях.

Миновав коридор, Лунев оказался возле приоткрытой двери в кабинет, где могла находиться Алена. Он легонько толкнул скрипнувшую дверь. Алена действительно оказалась внутри. Здесь аромат свежезаваренного кофе наконец перебил запах еды, мучивший Лунева. Он заметил на столе красную чашку с дымящимся напитком. Но сама Алена стояла у окна, за которым кружились крупные легкие снежинки. Она задумчиво покачивалась из стороны в сторону в такт музыке, звучавшей у нее в голове. Можно было подумать, что Алена держит на руках младенца, которого нужно убаюкать.

– Гм-гм, – кашлянул Лунев, перешагнув порог. – Не помешаю?

Алена вздрогнула, словно ее разбудили, и обернулась.

– Нет, конечно. – Она вымученно улыбнулась бледными губами. – Я могу тебе чем-то помочь?

– Я тут хотел спросить… – Смутившись, Лунев провел ладонью по коротким волосам. – Возможно, мой вопрос тебе покажется странным, но… Что ты думаешь о Горелове?

Несколько секунд Алена удивленно разглядывала лицо Лунева, как будто хотела спросить: «Ты серьезно считаешь, что я буду говорить с тобой о нем?» Потом напряжение в ее лице сменилось не то безразличием, не то напускным спокойствием и она ответила:

– Дима был хорошим человеком. Он мне всегда нравился.

Она произнесла это таким тоном, как будто Лунев спросил ее о чем-то слишком личном, куда ему не стоило лезть. Он заметил, как Алена опустила глаза, стараясь скрыть выступившие слезы. Переборов неловкость оттого, что доставляет ей дискомфорт, он все же решил не отступать.

– А ты не замечала, что Горелов в последнее время как-то странно себя вел? – спросил Лунев как можно мягче.

– Замечала, – кивнула Алена, на этот раз смутившись. – Дима и в самом деле в последние дни был чем-то встревожен. Но я не стала лезть ему в душу. – Она покачала головой. – Мало ли что. У каждого есть право на личную жизнь.