Эдуард Хруцкий - Приступить к ликвидации (сборник)

– Так утром сегодня, карточки ей отоваривала.

– Она никуда не собиралась уходить?

– Так Ольга Вячеславовна зимой никуда не ходют.

– У тебя, мамаша, ключи от квартиры есть? – вмешался в разговор Никитин.

Он не любил продолжительных бесед, как всякий человек действия.

– Ну?

– Чего «ну»? – передразнил Никитин. – Я тебе не мерин, а офицер Московской Краснознаменной милиции.

Наумова посмотрела на Никитина с испугом, видимо, полный титул московской милиции сыграл свою магическую роль.

– Есть, – ответила она.

– Открывай.

– Ольга Вячеславовна сердиться будут.

– Мы ее, мамаша, уговорим.

– Ну, если так…

Сказала Наумова это с видимой неохотой, поглядывая на трех милиционеров недоверчиво.

Она раскрыла большую клеенчатую сумку, достала связку ключей. Их было много, штук шесть. И Белов почему-то вспомнил пьесу «Васса Железнова», которую смотрел перед войной, и вспомнил брата Вассы – Прохора, который собирал странную коллекцию ключей и замков. Много, наверное, отдал бы он за этот набор.

Никогда еще не приходилось Белову видеть столь сложные конфигурации бородок ключей. Они по форме напоминали маленькие крепости с зубчатыми стенами и приземистыми башнями по бокам.

– Да, – изумился Никитин, – штучная работа, большой цены вещь.

Наумова как-то испуганно подошла к двери, постояла некоторое время, не решаясь вставить ключ в замок, потом трясущейся рукой попыталась вложить его в фигурную скважину.

– Эх, мамаша. – Никитин взял у нее из рук связку и начал работать ключами.

Замки щелкали, отдавались металлическим звоном. Наконец первая дверь распахнулась. Никитин достал фонарик и осветил полумрак тамбура. Еще одна дверь. Еще набор замков.

Они увидели темный коридор, пол его был застелен ковровой дорожкой, на которой что-то лежало.

– Я же убиралась утром, – сказала за спиной Никитина женщина, – все в порядке было.

– Хозяйка! – позвал Никитин, войдя в коридор. – Эй, есть кто живой?

Белов, войдя следом за ним, нажал на рычажок выключателя.

Свет в Москве давно был тусклым, фонарь мутного хрусталя, зажатый по бокам грудастыми серебряными дамами, висел под потолком. Никитин наклонился над темным предметом на ковре.

– Между прочим, котиковая шуба, – сказал он.

Никитин предчувствовал событие, и сердце его наливалось яростью.

– Подожди. – Белов распахнул дверь в комнату.

Большой круглый стол, стулья, картины на стенах.

Вторая дверь – вторая комната. Письменный стол, модели мостов, паровоз с большими медными колесами. Плотный ряд фотографий в темных рамках, написанный маслом портрет человека в путейской форме, диван. Третья дверь – третья комната. Совершенно темная, запах духов и еще чего-то, а вот чего – Белов не понял. Он лучом фонаря пересек комнату. Стены, обитые голубым материалом, голубые шторы, голубой ковер на полу, стол, шандалы со свечами…

На полу лежала женщина в голубом халате, беспомощно откинув в сторону руку.

– Никитин! – крикнул Белов. – Свет! Немедленно свет!

Он наклонился над женщиной, взял ее почти невесомую руку, нащупывая пульс. Наконец под пальцами дрогнула кожа.

– Врача! – крикнул Белов. – Никитин, звони нашим!

В странно голубой комнате горели свечи. Свет их прыгающе отражался в двух огромных зеркалах. Пахло лекарствами, духами и ладаном.

Данилов взял со стола странную колоду карт. Выкидывая одну за одной, он глядел на сложное переплетение фигур и цифр на атласных рубашках и вспомнил, как в четырнадцатом году в Брянске, когда он был еще совсем юным реалистом, все покупали гадальные карты девицы Ленорман, предсказавшей гибель Наполеона.

– Доктор, – спросил Данилов, положив карты, – как она?

– Ее ударили тупым предметом по голове, она потеряла сознание. Но сердце крепкое, думаю, все будет в порядке.

Вошел Муравьев, с интересом оглядел комнату.

– Иван Александрович, мы тайник нашли.

– Где?

– В гостиной.

– Пустой, естественно?

– Конечно.

Данилов встал, прошел по коридору мимо сидящих как скованные, испуганных понятых и вошел в гостиную. Огромный ковер был скатан в трубку, и в полу зияло квадратное отверстие.

Данилов подошел, опустился на колени:

– Ну – ка, посвети мне.

Эксперт зажег фонарь, и Данилов увидел металлический ящик, вделанный в пол, крышка его была умело покрыта паркетом, так что почти не отличалась от остальной поверхности.

– Посвети-ка, посвети.

Луч света уперся в дно ящика, покрытое пылью, в углах засеребрилась паутина.

– Я так думаю, что в этот тайник года четыре никто не заглядывал. Ищите, просто так хиромантов у нас в городе по голове не бьют.

Он снова вернулся в эту странную комнату, напоминающую кадр из какого-то немого фильма, которые крутили во время нэпа на Тверской.

– Мы сделали ей укол, – повернулся к нему врач, – надеюсь, что скоро она придет в себя.

И, словно в ответ, женщина застонала и попыталась сесть.

– Лежите, лежите, – взял ее за плечи врач.

– Нет, – неожиданно звучно ответила она и села.

И Данилов увидел глаза. Только глаза. Огромные и темные, казавшиеся бездонными в свете свечей.

– Кто вы? – спросила она.

– Мы из милиции.

– Тогда убейте его.

– Кого?

– Он пришел и потребовал все деньги и драгоценности. Я отказала, тогда они накалили на керосинке гвоздь и начали прижигать мне руку.

– Он или они? – перебил ее Данилов.

– Их было двое…

Женщина замолчала, глядя на Данилова странными, почти без зрачков, глазами. Лицо ее, тонкое и нервное, странно освещенное колеблющимся от сквозняка желтым светом, казалось сошедшим со старой гравюры.

– Потом он ударил меня… – так же в никуда и никому сказала женщина.

– Вы отдали ему ценности?

– Все: и деньги, и золото, и облигации. Он взял все.

– Кто он?

– Виктор.

– Его фамилия?

– Я не помню.

– Где он живет?

– В Камергерском переулке.

– Дом?

– Угловой первый дом, третий этаж, квартира двадцать четыре.

Женщина внезапно начала оседать на подушку, что-то бормоча совсем непонятное.

– Что с ней? – спросил Данилов.

– Так, – ответил врач, – ничего опасного нет, но придется отправить ее в больницу.

Данилов вышел в коридор. Странная обстановка, странная женщина в голубом, ее глаза и слова… Она говорила в сомнамбулическом состоянии. Видимо, в этом и заключался ее секрет как предсказательницы.

– Товарищ подполковник, – в коридор выглянул врач, – знаете, что она сказала про вас?

– Про меня? – удивился Данилов.

– Да. Она сказала: у него будет долгая жизнь, но он увидит много горя.

Данилов вспомнил глаза Ольги Вячеславовны, и ему стало не по себе.

– Доктор, она больная?