Майкл Иннес - Остановите печать!

– Должен признаться, что именно это я уже сделал, – сказал Уинтер, отведя взгляд в сторону. Мисс Эплби всерьез его заинтересовала.

– Вот только боюсь, – продолжила Белинда, уже не пытаясь говорить с напускным спокойствием, – я всегда последовательна именно в своей рациональности. Как и папа, если вдуматься.

– Ему и положено быть таким, – вставил Хольм, – если он поклонник Поупа. Мне тоже нравятся его стихи. Но им порой не хватает некой мистической недосказанности.

– Не перебивайте и дайте мне закончить мысль! – взвилась Белинда. – Итак, кто-то затеял манипуляции с машинописными страницами в буфете. Причем поначалу с величайшей осторожностью. А это многое говорит о целях таких манипуляций, если основательно все взвесить. Некто поставил перед собой задачу не просто мило подшутить или создать потешную суматоху, а серьезно подорвать ход нормальной работы. Если бы наш таинственный незнакомец сразу внес значительные изменения в написанное отцом, это немедленно было бы выявлено и оказалось бы лишь не слишком умным розыгрышем. Но все делалось так, что на протяжении некоторого времени папа ничего не замечал. Ведь если вы внимательно приглядитесь к нам со стороны, – Белинда вновь обратилась к Уинтеру, – то мы должны вам показаться сборищем совершенно беспомощных людей. Происходят странные вещи. Как эти шумы, которые мы недавно слышали. Они нас волнуют, но никто и пальцем не пошевелит, чтобы выяснить суть происходящего. Проверить, например, где находится источник звуков. Не знаю, бросилось ли вам это в глаза, но даже отец не может выработать в себе четкого отношения ко всему. Он уходит от проблем, устраняется от их решения.

– Ну, не во всем он ведет себя подобным образом, – сказала Патришия.

– Вероятно, ты права. Но он даже не может до конца занять определенную позицию в отношении собственного творчества. А это было бы сейчас очень важно. Создается впечатление, что оно причиняет отцу неудобства, порой словно смущает. Но при этом нельзя сказать, что ему стыдно за своего Паука. Наоборот, нередко можно заметить, насколько он горд тем, что создал подобный образ. Хотя странно, что он вышел именно из-под его пера. Всмотритесь в папу, разберитесь в его вкусах, пристрастиях – и поймете, насколько для него это необычное и уникальное достижение.

– Но при этом возникнет неизбежный вопрос, – раздался чей-то голос, – откуда вообще взялась идея Паука?

– Из каких-то потаенных мест, где он прятался, пока не выполз наружу, – пробормотал Хольм, явно все еще не расставшийся с мыслями об английских поэтах. – «Из глубины времен, из толщ веков».

– Суть дела в том, как именно он творит, – не унималась Белинда. – Его сочинения находятся в полном отрыве от реального мира, и, когда пишет, мне кажется, он сам не принадлежит больше этому миру. Он все делает словно во сне. Но стоит дойти до просмотра написанного, и он возвращается в нормальное состояние. Наступает период критического и трезвого контроля над своим словом. И именно таким положением вещей пользуется таинственный злоумышленник. Отец читает перепечатанную начисто копию и с удивлением замечает неожиданные отклонения в тексте то здесь, то там. Не отложившиеся в памяти отклонения – так он думает поначалу, нечто, написанное под влиянием творческого самозабвения. И лишь постепенно, сталкиваясь с этим явлением все чаще, он начинает понимать: происходит что-то странное. Какое-то время он предпочитает помалкивать об этом. Как раз потому, что долго ни с кем не делился, он и воспринял вторжение в свой мир так остро. Да, и еще непостижимым образом из-за этого доктора Герберта Чоуна. А сегодня я снова увидела Чоуна в нашем доме. Если Тимми может притащить в Раст-Холл кого-то, совершенно сейчас здесь не нужного, то непременно притащит.

Тимми нервно захихикал. Уинтер, которому в ее словах померещилась и насмешка над собой, невольно отступил в полумрак комнаты, где освещенным оставался преимущественно игровой стол, и споткнулся о неведомое препятствие. Изучив его, он обнаружил, что это пара неестественно длинных мужских ног, вытянутых сидевшим на диване человеком. На мгновение все пришли в замешательство, но потом кто-то догадался включить дополнительный источник света.

– О, господи! – с явным облегчением воскликнула Белинда. – Это всего лишь ты, Руперт!

– Верно. Всего лишь я, – суховато отозвался мужчина, незаметно проникший в комнату. – Так что, пожалуйста, не прерывайте своего столь интересного разговора. – Впрочем, – тут же поправился долговязый джентльмен по имени Руперт, – вам лучше не продолжать своей беседы, а послушать меня. Длительное знакомство с обитателями этого дома дает мне основание предполагать, что вы говорили, говорили и говорили, не владея всеми фактами. Между тем открылись новые обстоятельства. Пока вы тут вели увлекательный разговор, случилось еще кое-что.

– Если ты о том, что снова донеслись звуки кларнета…

– Нет, не об этом.

Хольм отвлекся от бильярда, и Тимми тоже отставил кий в сторону. Уинтер с любопытством разглядывал еще одного представителя семейства Элиотов. Примерный ровесник мистера Элиота, Руперт выглядел значительно старше. Его необычайно высокий рост и длина конечностей выглядели бы весьма внушительно, но он словно намеренно стремился скрыть их, принизиться, показаться меньше, чем был на самом деле. Уверенность в себе и компетентность предательски подрывали глаза, в которых запечатлелось слишком многое из прожитого. В них читались не свобода и беспристрастность ученого, не широта взгляда на минувшие годы и приобретенный опыт, а мелочное прошлое человека, познавшего немало лишений и разочарований, упущенных возможностей, непоправимых и тем более горьких. С несвойственной ему обычно проницательностью Уинтер понял, что мужчина, с иронией сказавший: «Это всего лишь я, Руперт», – принадлежал к типу вечных, почти профессиональных неудачников, когда-то массово иммигрировавших куда-нибудь в Канаду, надеясь переломить судьбу.

– Проблема заключается в том, – тем не менее почти презрительно говорил Руперт, – что все вы относитесь к людям с литературным складом ума. Вы ни о чем не можете долго размышлять, чтобы в какой-то момент не отойти в сторону и не полюбоваться, насколько интересно в конкретной ситуации выглядите. В то время как я всегда оставался человеком дела и смотрю в самую суть вещей, ни на что не отвлекаясь. Но сначала, поскольку ваше собрание выглядит скорее конфиденциальным семейным совещанием, лучше представить друг другу людей, прежде не встречавшихся.

– Познакомься. Это – Джеральд Уинтер, – сказала Белинда. – Мистер Уинтер, позвольте вам рекомендовать кузена нашего отца Руперта Элиота.