Каспари Вера - Кошки-мышки (сборник)

– Мне очень жаль! Ради всего святого, ну сколько раз нужно повторять, что мне очень жаль!

Шелби поднял сжатые кулаки.

– Да, Лайдекер, хватит. Перестаньте паясничать.

Уолдо посмотрел на меня.

– Жаль, Макферсон. Вы пропустили лучшую часть представления.

– И что же она сделала?

– Можно сказать? – спросил Уолдо.

– Валяйте, – кивнул Шелби. – Иначе он вообразит бог весть что.

Она расхохоталась.

– Я стукнула ее подносом с закусками!

Мы ждали, пока истерика не закончилась. Лора одновременно и плакала, и смеялась. Шелби попытался взять ее за руку, но Лора резко отстранилась. Успокоившись, она смущенно посмотрела на меня и сказала:

– Я раньше ничего подобного не делала. Даже не представляла, что могу так поступить! Мне хотелось умереть.

– И это все? – спросил я.

– Все, – подтвердил Шелби.

– Надо же, в моем собственном доме, – сокрушалась Лора.

– А что было потом?

– Я убежала в спальню и никого туда не впускала. Не хотела ни с кем разговаривать. Мне было стыдно. Некоторое время спустя зашел Шелби и сказал, что Дайан ушла и что я должна выйти к гостям.

– После всего случившегося, – добавил Шелби.

– Все делали вид, что ничего не произошло, но мне от этого было только хуже. Шелби держался очень хорошо, уговорил меня пойти куда-нибудь и как следует выпить, чтобы я больше не думала об этом неприятном происшествии и не упрекала себя.

– Как мило с его стороны! – не сдержался я.

– Шелби весьма великодушен и не держит зла, – добавил Уолдо.

– А что мог Шелби сделать, если Дайан в него влюбилась? – Лора не обращала внимания на двух других собеседников, она объясняла только для меня. – Он вел себя с ней вежливо и доброжелательно, впрочем, как всегда. А бедняжка Дайан выросла в той среде, где женщин частенько поколачивают. Раньше ей не доводилось сталкиваться с… джентльменом.

– Надо же! – хмыкнул Уолдо.

– Она искала лучшей участи, ведь ее жизнь была чрезвычайно убога. Даже имя, которое Дайан себе выбрала, говорит о стремлении к лучшей жизни.

– Мое сердце сейчас разорвется от жалости, – сказал Уолдо.

Дрожащими руками Лора взяла сигарету.

– Мы с ней во многом похожи. Я тоже приехала в Нью-Йорк, простая девчонка без друзей и без денег. Мне помогли, – произнесла она, показав сигаретой на Уолдо, – и я чувствовала, что тоже должна помогать таким, как Дайан. Я была ее единственной подругой. А Шелби был ее другом.

Лорины слова звучали просто и человечно, а она сама стояла так близко, что до меня доносился запах ее духов. Я отодвинулся.

– Вы ведь верите мне, Марк? – спросила она.

– Значит, в пятницу вы пригласили Дайан на обед в знак примирения? – спросил я.

Лора улыбнулась.

– Точно, в знак примирения. С вечера среды до утра в пятницу я была сама не своя. Было ясно, что если я не поговорю с Дианой и не извинюсь, то испорчу себе весь отдых. Вы считаете меня глупой?

– Мягкосердечной недотепой, – вставил Уолдо.

Шелби схватил кочергу, но только для того, чтобы помешать угли в камине. Я чувствовал, что нервы мои на пределе, мне мерещилось насилие всякий раз, когда зажигали сигарету. Я сам жаждал крови. Так хотелось вцепиться в толстую шею, что даже руки чесались.

Я шагнул вперед и вновь оказался рядом с Лорой.

– За обедом вы закурили…

Я сделал паузу. Лора побледнела, став белее платья, в котором похоронили Дайан.

– Закурила, – прошептала Лора.

– Закурили трубку мира и предложили Дайан свою квартиру.

– Да, трубку мира, – кивнула Лора, приходя в себя. Ее глаза заблестели, лицо зарумянилось. Рука с тонкими, сильными пальцами легла на рукав моего пиджака. – Поверьте, Марк, вы должны поверить, что все было в порядке, когда я предложила ей пожить у меня. Пожалуйста, поверьте, прошу вас.

Шелби промолчал, но мне показалось, что он улыбается. Уолдо громко рассмеялся.

– Осторожнее, Лора, он сыщик!

Лорина ладонь соскользнула с моего рукава.

В тот вечер я опять ужинал с Уолдо. Спрашиваете, почему? Я и сам задал себе этот вопрос, когда в ресторане «Золотая ящерица» увидел его широкое лицо над тарелкой супа из ласточкиных гнезд. Шел дождь. Мне было одиноко и хотелось поговорить. Поговорить о Лоре. Они с Шелби ели бифштекс с жареным картофелем. Меня тянуло к Уолдо, и я боялся его потерять. Этот человек очаровывал и отталкивал одновременно. Чем глубже меня затягивало это дело, тем меньше я походил на самого себя, чувствуя, что попал в совершенно незнакомый мир.

Мои мысли путались. Я словно заблудился. Помню, как задавал себе вопрос: где же улики? Что именно я искал, когда расследовал другие дела? Улыбку не предъявишь суду в качестве доказательства. Нельзя арестовать человека за то, что он дрожал. Карие глаза украдкой встретились взглядом с серыми, и что? Интонация голоса умирает вместе с произнесенной фразой.

Официант-китаец принес обжаренные рисовые блинчики с начинкой. Уолдо набросился на еду, будто умирал от голода.

– А теперь, когда вы увидели Лору, что вы о ней думаете? – спросил он.

Я взял блинчик.

– Моя работа…

– Состоит в том, чтобы опираться на факты и не судить предвзято, – закончил он за меня. – Где-то я уже это слышал.

Официант принес поднос с накрытыми блюдами и плошками. Уолдо красиво разложил на своей тарелке кусочки свинины и утки, добавил лапши с курицей под миндальным соусом и сладко-острых свиных ребрышек, рядом с которыми водрузил омара. Китайские пельмени лежали отдельно – чтобы соусы не смешивались. Пока Уолдо не перепробовал все блюда и приправы, за нашим столом царило молчание.

Наконец Уолдо сделал паузу.

– Помнится, вы кое-что сказали, когда впервые пришли ко мне тем воскресным утром. А вы помните?

– Мы много чего говорили в то воскресное утро, причем оба.

– Вы сказали, что в этом деле хотели бы смотреть не на отпечатки пальцев, а на лица. Довольно глупое заявление.

– Почему же вы его запомнили?

– Просто меня тронуло печальное зрелище: самый заурядный молодой человек, который считает, что стал особенным.

– И что дальше? – спросил я.

Он щелкнул пальцами. Подбежали два официанта. Похоже, они забыли подать жареный рис. Последовал оживленный разговор, куда более долгий, чем нужно, и Уолдо пришлось заново раскладывать еду на своей тарелке. Он отдавал распоряжения официантам-китайцам, сокрушался, что ритуал ужина (его собственное выражение) нарушен, и между делом говорил об Элуэлле, Старр Фейтфул и других жертвах нераскрытых убийств.

– Так вы полагаете, что дело Дайан Редферн тоже не раскроют? – спросил я.

– Только не Дайан Редферн, дружище. Для прессы и в глазах общественности это дело навсегда останется делом Лоры Хант. Всю оставшуюся жизнь Лоре придется носить клеймо выжившей жертвы нераскрытого убийства.