Каспари Вера - Кошки-мышки (сборник)

Влажные холодные руки Уолдо вцепились в меня еще сильнее. Я тихим голосом слабо отражала его нападки.

– Не лги, женщина! У меня рентгеновское зрение. А сейчас я улавливаю странное трепетание женского сердца. Как романтично! – воскликнул он издевательским тоном. – Сыщик и леди! Ты уже вручила ему себя, он добился твоего признания?

Я отпрянула.

– Уолдо, пожалуйста, не говори так. Мы знакомы только с вечера среды.

– Быстро же он работает!

– Ну хватит, Уолдо, будь серьезнее. Мне очень нужна помощь.

– Солнце мое, самая серьезная и важная помощь, которую я могу предложить, это предостеречь тебя от увлечения самым опасным человеком, которого я когда-либо встречал.

– Глупости! Марк ничего такого не сделал.

– Ничего, дорогая, кроме того, что покорил тебя. Всего лишь завоевал твое сердце. Снискал твое теплое и благожелательное расположение во славу сыскного бюро.

– Шелби говорил то же самое. Он сказал, что Марк пытается добиться от меня чистосердечного признания.

– В кои-то веки я согласен с Шелби.

Я подошла к дивану и села на край, обняв подушку. Грубая льняная ткань царапала щеку. Уолдо тихонько подошел ко мне и предложил свой надушенный носовой платок. Я хихикнула.

– Никогда не могу найти носовой платок в трудную минуту!

– Положись на меня, моя девочка, я с тобой. Пусть тебя обвиняют, мы будем сражаться. – Он возвышался надо мной, стоял с высоко поднятой головой, расставив ноги и засунув руку за борт пиджака, совсем как Наполеон на портрете. – В моем распоряжении, Лора, есть любое оружие: деньги, связи, известность, моя газетная колонка. Начиная с сегодняшнего дня сразу в нескольких газетах выйдут восемьдесят очерков, посвященных делу Лоры Хант.

– Уолдо, пожалуйста, – умоляюще произнесла я. – Пожалуйста, ответь, ты тоже думаешь, что я виновна?

Он взял мою руку холодными, влажными от пота ладонями и сказал мягко, будто обращаясь к больному капризному ребенку:

– Какое мне дело, виновна ты или нет, если я люблю тебя, дорогая?

Все казалось ненастоящим – сцена из викторианского романа, да и только. Я, хрупкое беззащитное создание, сижу, как несчастная, попавшая в беду женщина из далекого прошлого. Зато Уолдо выглядит сильным и уверенным, защитником, ободряюще сжимающим мою руку.

– Лора, ты думаешь, я стану тебя за это презирать? Или обвинять? Ни за что! – Он еще крепче сжал мою руку. – Напротив, я тебя обожаю, как никогда раньше. Ты будешь моей героиней, Лора, моим величайшим созданием. Миллионы людей прочитают о тебе и полюбят тебя! – Слова так и слетали с его языка. – Я сделаю тебя еще более знаменитой, чем Лиззи Борден! [34] Лиззи Борден, Lizzie Andrew Borden (1860–1927) – гражданка США, которая стала известной благодаря знаменитому делу об убийстве своего отца и мачехи, в котором её обвиняли. Несмотря на большое количество доказательств вины, она была оправдана. До сих пор её дело вызывает самые различные толкования и споры.

Он говорил озорным тоном, словно отвечая на вопрос в какой-нибудь салонной игре: «Что бы вы сделали, если бы Лору Хант обвинили в убийстве?»

– Пожалуйста, веди себя серьезно! – попросила я.

– Серьезно!.. – Он подхватил это слово и бросил обратно, передразнивая меня. – Ты достаточно много читала Уолдо Лайдекера, чтобы знать, насколько серьезно я отношусь к убийству. Это мое любимое преступление, – добавил он.

Я вырвала руку, вскочила и ушла в другой конец комнаты.

– Вернись, моя прелесть. Отдохни. Ты очень взволнована. Неудивительно, дорогая, стервятники так на тебя накинулись. Шелби с его драгоценной галантностью, и этот сыщик, который так и видит себя во всей красе на первых полосах газет. Они бы с радостью уничтожили твое самоуважение, извратили бы отвагу твоей страсти.

– Значит, ты уверен, что я виновна.

Фосфоресцирующий свет придавал коже Уолдо зеленоватый оттенок. Наверное, мое лицо тоже покрывала болезненная бледность страха. Я почти украдкой потянула за шнурок лампы. Электрический свет разогнал тени, моя комната вновь обрела реальность. Я увидела знакомые очертания массивной мебели. На столе стояли розы тетушки Сью – алели на фоне светлой стены. Я вытащила из вазы одну розу, прижала прохладные лепестки к щеке.

– Скажи, Уолдо, ты считаешь, что я виновна?

– Я вижу перед собой великую женщину. Мы с тобой живем в ненастоящем, выхолощенном мире. Между нами говоря, на свете мало душ, достаточно сильных, чтобы совершить насилие. – Он произнес последнее слово с нежностью, воркующим голосом любовника в постели. – Насилие придает страсти убедительность, о прекраснейшая! Ты не мертва, Лора, ты – сильная, живая женщина, которая жаждет крови.

Красные лепестки рассыпались у моих ног на узорчатом ковре. Холодными, нервными пальцами я оборвала последний лепесток розы.

Наверное, я неправильно описываю случившееся. Я должна излагать все просто и связно, перечислять факт за фактом, привести в порядок хаотично мечущиеся мысли. Если меня спросят: «Лора, вы вернулись в пятницу вечером, чтобы убить Дайан?», я отвечу: «Он не похож на человека, который станет флиртовать, чтобы добиться признания». Если меня спросят, звонила ли я в дверь и ждала ли, когда подойдет Дайан, чтобы убить ее, я отвечу: «Больше всего на свете я жалею, что не встретила его раньше, до того, как это все случилось».

Вот в таком я сейчас состоянии. Целых два часа я просидела, дрожа, в одной комбинации, не в силах переодеться в домашнее платье. Однажды, давным-давно, когда мне было двадцать и мое сердце было разбито, я точно так же сидела на краю кровати в комнате с заляпанными стенами и думала, не написать ли мне роман о юной девушке и мужчине. Роман вышел откровенно плохим, я его так и не закончила, но сам процесс помог мне забыть о своих печалях. Однако сейчас, когда Шелби оказался предателем, а Марк проявил коварство, я боюсь упорядоченных фактов.

Вероломство Шелби открылось нам за ужином, под аккомпанемент воя ветра и шелеста дождя. Я не могла притвориться, что ем; словно налитые свинцом руки отказывались поднимать столовые приборы. Уолдо, наоборот, ел с не меньшей жадностью, чем вслушивался в новости по радио.

Шелби пошел в полицию и под присягой сообщил, что в пятницу вечером находился в моей квартире вместе с Дайан. Точно так же, как мне, он поведал им, как раздался звонок, и как Дайан цокала каблучками моих серебряных туфелек, когда торопливо шла через комнату, и как ее застрелили, едва она открыла входную дверь. По словам Шелби, Дайан попросила его прийти в квартиру, потому что боялась нападения. Дайан угрожали, сказал Шелби, и, хотя ему не хотелось встречаться с ней в доме Лоры, девушка так упрашивала, что он не смог ей отказать.