Гилберт Честертон - Тайна отца Брауна (сборник)

Все были согласны в том, что благотворительный базар, устроенный в Мэллоувудском аббатстве (конечно, с согласия леди Маунтигл), удался на славу. Качели, карусели и панорамы вовсю развлекали народ; я отметил бы и саму благотворительность, если бы кто-нибудь из присутствующих там лиц объяснил мне, в чем она состояла.

Как бы то ни было, нам придется иметь дело далеко не со всеми этими лицами, прежде всего – с тремя из них, а именно с одной дамой и двумя джентльменами, которые, громко споря, проходили между главными павильонами или, точнее, палатками. Справа от них помещался прославленный провидец, чье малиновое обиталище испещряли черные и золотые божества, многорукие, как спруты. Быть может, они свидетельствовали о том, что не оставят его своею помощью; быть может, попросту воплощали мечту любого хироманта. Слева стоял шатер френолога, украшенный, не в пример скромнее, на удивление шишковатыми черепами Сократа и Шекспира. Как и подобает истинной науке, здесь были только белая и черная краски, только числа и чертежи; малиновая же палатка, где царила тишина, завлекала таинственным темным входом. Френолог по фамилии Фрозо – юркий смуглый человек с неправдоподобно черными усами – стоял у своего святилища и объяснял неведомо кому, что любая голова окажется такой же значительной, как у Шекспира. Едва показалась дама, он кинулся к ней и со всей старомодной учтивостью предложил пощупать ее череп.

Дама отказалась до грубости вежливо, но мы простим ей это, ибо она была увлечена спором. Простим мы и потому, что она была хозяйкой, самою леди Маунтигл. Никто не назвал бы ее неприметной: глубокие темные глаза светились каким-то голодным блеском, а бодрая, даже яростная улыбка несколько противоречила изможденному лицу. Наряд ее был причудлив, согласно тогдашней моде, ибо происходило это задолго до войны, так успешно научившей нас серьезности и собранности. Одежды походили на палатку провидца, в них было что-то восточное, их испещряли диковинные, тайные символы. Но все знали, что Маунтиглы свихнулись, то есть, в переводе на язык науки, что они занимаются восточной культурой и восточными верованиями.

Диковинные свойства дамы оттеняли совершенную пристойность обоих джентльменов. Как велела та допотопная мода, все в них было строго и безукоризненно, от белых перчаток до сверкающего цилиндра. Однако различались и они; Джеймс Хардкасл сочетал пристойность с изысканностью, Томми Хантер – с пошловатостью. Хардкасл был многообещающим политическим деятелем, хотя в свете интересовался чем угодно, кроме политики. Можно, конечно, сказать, что каждый политик много обещает. Но, будем справедливы, Хардкасл немало и делал. Однако малиновые шатры не вызывали в нем прилива деятельности.

– На мой взгляд, – говорил он, вставляя в глаз монокль, оживлявший своим сверканием его суровое лицо, – прежде, чем спорить о магии, мы должны установить пределы еще непознанных сил. Несомненно, силы такие есть, даже у весьма отсталых людей. Факиры творят поразительные вещи.

– Вы хотели сказать, жулики? – с наивным видом спросил второй джентльмен.

– Томми, не говори глупостей, – сказала дама. – Вечно ты споришь о том, чего не знаешь! Словно школьник, честное слово, который обличает фокусника. Этот мальчишеский скепсис так устарел… Что же до непознанных сил, я полагаю…

В этот миг дама увидела кого-то, кто был ей нужен, – неуклюжего человека в черном, стоявшего у павильона, где дети бросали обручи в уродливейшие фигурки, – и кинулась к нему, крича:

– Отец Браун, а я ищу вас! Мне нужно с вами посоветоваться. Вы верите в предсказания?

Тот, к кому она воззвала, беспомощно смотрел на обруч в своей руке.

– Я не совсем понял, – сказал он, – в каком смысле вы употребили слово «верить». Конечно, если это шарлатанство…

– Нет, нет! – вскричала дама. – Учитель совсем не шарлатан! Для меня большая честь, что он пришел. Он провидец, пророк. Предсказывает он не какую-нибудь удачу в делах. Он открывает глубокие духовные истины о нас самих, о нашей подлинной сути.

– Вот именно, – сказал отец Браун. – Если это шарлатанство, я ничего против не имею. Мало ли шарлатанства на таких базарах, да никто и не примет их всерьез! Но если дело дошло до духовных истин, я считаю, что это бесовская ложь, от которой надо держаться подальше.

– Ваши слова парадоксальны, – с улыбкой заметил Хардкасл.

– Никак не пойму, что такое парадокс, – задумчиво сказал священник. – По-моему, они очень просты. Если кто-нибудь притворится шпионом и станет лгать противнику, вреда не будет. Но если человек действительно работает на врага…

– Вы думаете… – начал Хардкасл.

– Да, – отвечал священник. – Я думаю, что ваш провидец связан с Врагом рода человеческого.

Томми Хантер захихикал от удовольствия.

– Что ж, – сказал он, – если так, этот темнокожий субъект просто святой!

– Мой кузен неисправим, – вздохнула леди Маунтигл. – Он и сюда приехал, чтобы обличать Учителя. Поистине, он бы стал разоблачать Будду или Моисея.

– Нет, дорогая сестрица, – улыбнулся Томми. – Я приехал, чтобы тебе помочь. Когда эти обезьяны тут, я за тебя неспокоен.

– Ну вот, опять! – сказала леди. – Помню, в Индии поначалу все мы недолюбливали темнокожих. Но когда я убедилась в их поразительных духовных силах…

– У нас с вами разные взгляды, – сказал священник. – Вы прощаете темную кожу, потому что кто-то достиг высшей мудрости. Я прощаю высшую мудрость, потому что кто-то другого цвета, чем я. По правде говоря, меня не так уж волнуют духовные силы, мое дело – духовные слабости. Но я никак не пойму, чем плох человек, если он того прекрасного цвета, что бронза, или кофе, или темное пиво, или северный ручей, пробивающийся сквозь торф. В сущности, и фамилия моя означает этот самый цвет, так что я немного к нему пристрастен…

– Ах вон что! – победительно воскликнула леди Маунтигл. – Я так и знала, что вы шутите.

– М-да… – промычал Томми Хантер. – Когда говорят серьезно, это мальчишеский скепсис. Скоро он начнет гадать?

– В любую минуту, – отвечала дама. – Это не гадание, а хиромантия. Но для тебя ведь все едино…

– Мне кажется, есть и третий путь, – сказал, улыбаясь, Хардкасл. – Многое можно объяснить естественно. Вы пойдете к нему? Признаюсь, я сильно заинтригован.

– Не выношу чепухи! – сердито сказал скептик, и его круглое лицо побагровело от злости. – Идите гадайте, а я пойду катать кокосы.

Френолог, маячивший неподалеку, кинулся к нему.

– Простите, – сказал он, – череп устроен гораздо интересней. Никакой кокос не сравнится хотя бы с вашим…