Николай Якушев - Банкир на мушке

– Да? – с каким-то даже удовлетворением произнес Можаев. – В самом деле? Ну и слава богу! Я тебе честно признаюсь, Анастасия, что-то я сегодня не в форме… Поэтому и собирался долго. Понимаешь, как вышло – вчера к бате в деревню поехал, картошку помогал копать… Семьдесят пять лет старику, представляешь? Двенадцать соток одной картошкой засадил! Я говорю, батя, куда тебе столько? С твоим аппетитом тебе одного мешка за глаза хватит! Да разве их переубедишь? Заладил одно – запас карман не трет, на базар повезу… С твоим ли, говорю, здоровьем – по базарам! – Можаев махнул рукой. – Ничего слушать не хочет!.. Короче, до поздней вчера ночи… а там, как водится, не обошлось и без этой… без злодейки, значит… Батя, несмотря на возраст, знаешь, до нее какой ярый?

– Чего-то вы рано копать-то начали? – сочувственно заметила Алла.

Можаев улыбнулся ей:

– Да как не копать? Сейчас знаешь сколько мудрецов развелось? Подъезжают прямо на поле, не таясь, и все подчистую! И ничего не сделаешь – они бандой, когда с ружьями даже… Так что не зевай!

– Это верно, – вздохнула Алла. – У моей мамы тоже в прошлом году пол-огорода вскопали. Наверное, нынче надо пораньше…

Анастасия Степановна скептически хмыкнула и напомнила грубовато:

– Так ты бы, Игорь Анатольевич, все же пошел наверх. А то Закревский здесь всех велел собрать. Я уж и Тупицыну звонила, только он в отпуске, жена сказала – выехал в Волгоград к тетке…

– Да я ведь о чем и толкую, Анастасия! – жалобно проговорил Можаев. – Я, конечно, сейчас пойду… только неловко… руки вон ходуном ходят… Мне бы привести себя в порядок – слегка…

– Там у себя и приведешь, – сказала Ромашкина. – Только смотри, Закревский тут по всем этажам бегает, злой как черт! Этого же подстрелили – Шапошникова…

– Это, что же, того самого? – осторожно поинтересовался Можаев. – «Нового русского»? Я его-то самого не знаю, я брата его оперировал… постой, в семьдесят шестом, кажется! Аппендэктомию делал… Ему тогда лет пятнадцать было…

– И братец уж прибегал! – саркастически заметила Алла. – Мы все думали, что за чудо такое? Прямо с сигарой сюда завалился, как в кино! Потом оказалось – брат…

– Тут все уж перебывали, – сообщила Ромашкина. – И милиция, и прокурор, и из администрации… Шум на всю Европу! Тебя только не хватает, Игорь Анатольевич!

– Понятно, – вздохнул Можаев. – Ранение-то серьезное?

Ромашкина махнула рукой.

– Я как поглядела – чуть не стошнило! Вместо живота фарш какой-то! Я думаю, не жилец!

Можаев сделался серьезным, потер ладонями щеки.

– Ну, знаешь, заранее никогда нельзя сказать! – возразил он. – Разные случаи бывают… Сегодня вроде Витя дежурит? Талантливый парень! И рука у него железная. Помяните мое слово – он еще большим человеком будет! Гордиться станем, что работали с хирургом Лесновым!

– Если он такой знаменитый, что же его из Москвы-то поперли? – ревниво спросила Алла.

– Да не из Москвы! – добродушно поправил Можаев. – Из Подмосковья. Сам уехал. Что-то в личной жизни у него не сложилось – бывает… А хирург он золотой, это я вам говорю!

– Гоношистый больно! – скептически заметила Анастасия Степановна.

– Характер! – развел руками Можаев. – Характер у нас у всех не сахар!

– Ну, уж про вас-то этого никак не скажешь! – засмеялась Алла. – Вы-то ко всякому подход имеете. Не зря вас в городе уважают.

Можаев смущенно отмахнулся и встал.

– Это знаешь как говорят? Первые десять лет врач работает на свою репутацию, а потом уже репутация работает на него… Так и я – живу старым багажом. Ну, ладно, девочки, с вами хорошо, а идти надо! Не в форме я, а ничего не поделаешь… Скажите мне «ни пуха, ни пера»! – Виновато улыбнувшись, он ушел во внутреннюю дверь.

Алла задумчиво посмотрела ему вслед и сказала:

– Хороший человек!

– Толку-то что – хороший человек? – брюзгливо откликнулась Анастасия Степановна. – Мало ли их, хороших, а кончают все одинаково. Помнишь Румянцева? Какой диагност был! А где он теперь? Сдох где-нибудь под забором. А все глотка проклятая! Помяни мое слово – и этого ничего хорошего не ждет, если не остановится!

Плужск – город небольшой, надежно затерявшийся в российской глуши, но цивилизация добралась и сюда. Просто диву даешься, откуда здесь столько роскошных иностранных машин. Они заполонили узкие кривые улочки, носятся туда-сюда с таким самодовольным видом, будто весь город принадлежит им. От их беспрерывного жужжания болит голова. А жарким летом ближе к вечеру становится совсем невыносимо, воздух пропитывается выхлопными газами, испарениями от раскаленного асфальта, и кажется, что вдыхаешь в себя что-то едкое, наподобие нашатырного спирта. На деревьях вянет листва, а тело зудит, словно за шиворот высыпали горсть песка.

Карина не любила это время суток. И себя в это время она не любила тоже. Она казалась себе в этот момент утомленной, постаревшей и нисколько не привлекательной. Может быть, все дело в том, что позади остались восемнадцать часов утомительной работы, тяжелая операция и нервотрепка до самого конца рабочего дня. А может быть, в том, что Виктор сегодня не сказал ей ни одного ласкового слова, даже не попрощался, только буркнул что-то сквозь зубы, будто она была лишь одной из многих.

Конечно, ему пришлось нелегко. Пожалуй, он имел право быть раздраженным и невнимательным. В одиночку прооперировать такого тяжелого больного, выдержать прессинг со стороны коллег, гнусные угрозы наглого родственничка – это не каждый сумеет. Но она-то чем провинилась? С первой до последней минуты она была рядом, так же отважно включилась в операцию, хотя, может быть, это было и не ее дело. Недаром Закревский все время ждал санавиацию, как бога ждал.

Ну, ясное дело – так бы он и доверил, чтобы такую шишку оперировал какой-то мальчишка и обыкновенная медсестра, пусть даже операционная, пусть даже заработавшая на последнем конкурсе титул лучшей! Да ни за что на свете. Только куда было деваться? Если бы этот бедолага стал дожидаться областных хирургов, наверное, отдал бы богу душу.

А те, правда, все-таки прилетели – в семь часов утра. Извинились, объяснили, что раньше не получилось – вылетели в другой район на аварию. Какой-то глава администрации разбился на джипе, а с ним еще пять человек. Двое погибли, но сам глава, к счастью, пострадал не слишком сильно. Наверное, вчера для командиров был не самый благоприятный день.

Областные светила все-таки осмотрели больного, побеседовали с Виктором и пришли в выводу, что операция прошла блестяще – лучше и желать нельзя. Похвалили Закревского за подбор кадров. О том, чтобы переправить пациента в область, высказались уклончиво – мол, не видят никаких препятствий для долечивания на месте, а транспортировка может повредить больному. Тут еще и Виктор виноват – другой бы обрадовался, что может свалить с плеч такую обузу, а этот уперся – сами осуществим реабилитацию, и все тут. Честолюбив он патологически. Потому и для Карины у него уже слов не нашлось, он теперь влюблен не в нее, а в этого Шапошникова. Теперь он будет его обхаживать и говорить ему ласковые слова и ночей спать не будет, пока этот чертов банкир не встанет на ноги. Он лично будет с ложечки его кормить и подтирать ему зад, если потребуется, – насчет этого у Карины никаких сомнений не было. И вовсе не потому, что у Виктора болит за него душа. Просто он хочет доказать всему миру, что Виктор Леснов – ас, величайший хирург современности.