Иосиф Гольман - Похищение Европы

Первыми на «Океанскую звезду» поднялись пограничники и таможенники, а следом за ними – Семен Мильштейн собственной персоной. Со своими опричниками – Алехой и Мусой.

Береславский шел ему навстречу вместе с Агуреевым и Дашей.

– Ой, дядя Семен! – обрадовалась Даша, а тот, улыбнувшись одними глазами, спрятанными за круглыми стеклами очков, поцеловал ее в макушку. Для этого Мильштейну пришлось встать на цыпочки, а Даше – наклонить голову.

– Все в порядке, девочка? – спросил он.

– Абсолютно! – отрапортовала та.

– Ну и отлично, – сказал Семен Евсеевич, здороваясь за руку с Береславским и Агуреевым. Береславский с Дашей продолжили путь к трапу, у которого уже стояли пограничники, а Агуреев с Мильштейном скрылись внутри судна.

– А он собирался город посмотреть, – имея в виду Агуреева, расстроенно сказала Даша. – Теперь здесь застрянут.

– Ладно, сами посмотрим, – сказал Береславский. С Дашей у него сложились неплохие отношения, в девушке все было неплохо, кроме, быть может, излишней в некоторых ситуациях прямоты.

Например, Ефим поинтересовался, все ли их сотрудники такие же идиоты, как те, кому он вчера пытался объяснить место рекламы в комплексе маркетинга. Достаточно простые вопросы, на которые Береславский никак не собирался тратить больше часа, оказались не по зубам большинству слушателей.

Даша успокоила его, объяснив непонятливому преподавателю, что вчерашние слушатели вовсе не идиоты, да и Береславский ни в чем не виноват. Просто все они «перепились и перетрахались» – это ее формулировка – в первый вечер плавания и им нужно время на отходняк.

Ефим, сделав в уме нехитрые подсчеты, робко заметил, что перепиться они, конечно, могли, а вот со вторым имеется чисто арифметическая неувязочка: из двадцати слушателей лишь семь – женщины, да и те далеко не все пригодны для указанного Дашей занятия.

– Неужели у вас все извращенцы? – изумленно спросил он.

– А туристки? – язвительно парировала Лесная. – А горничные? А официантки?

– В первый же вечер? – смутился при упоминании последней профессии Береславский.

– А вы с подобным никогда не сталкивались? – усмехнулась девушка Даша. Ефим вынужден был признать, что она не только излишне прямая, но и порой излишне наблюдательная.

Вместе с основной массой туристов они прошли пограничный и таможенный контроль, после чего, проскользнув сквозь надувной – с боковинами и крышей, защищавшими от плохой шведской погоды, – трап, вышли на припортовую улочку. Здесь не было ни ярких витрин, ни нарядной толпы. Зато стояли три огромных автобуса с панорамными стеклами, которые вобрали в себя всех желающих ознакомиться со шведской действительностью.

Уже из автобуса наблюдали занятную картину: Никифоров сошел с трапа, приобняв Катю за точеные плечики. Но если лицо Кефира светилось удовольствием и надеждой, то симпатичная физиономия Кати отражала лишь скуку.

– Козел, – прошептала Даша. – До чего же тупой! Не передалось бы Ване.

– Какому Ване? – не понял Береславский, сидевший с ней рядом.

– Это я так, – пожалуй, впервые за все время их общения смутилась Даша.

Не прошло и минуты, как к автобусу вышел еще один турист: лысый и толстый, но с огромными бицепсами – деятель культуры. Он был одет в дорогие штаны, сильно смахивающие на спортивные, и открытую майку-борцовку, благо шведская погода сегодня позволяла. Судя по здоровенной «голде» на жирной шее, его культура не принадлежала к числу бюджетно субсидируемых. Об этом же свидетельствовали и часы «Патек Филипп» на мохнатом запястье. «Хотя, может, как раз наоборот, – рассудил Береславский, – покупать подобные вещи на чужие деньги всегда приятнее». Сам Ефим, уже десять лет проведший в бизнесе, пусть и в малом, никогда бы не отдал тридцать штук баксов за хронометр. Уж лучше еще один барабанный сканер.

На Катином личике отразилась видимая часть той сложной внутренней драмы, что происходила в ее симпатичной головке. Надо отдать ей должное, Катя оказалась достойным дитем века скоростей: решение приняла за двенадцать секунд – Даша засекала.

Она объявила о своем волеизъявлении Кефиру и направилась было к культуристу, как окрестил его про себя Береславский, но весь ее искренний порыв подпортил медленно соображавший Никифоров, так и не отпустивший Катин торс. В итоге ноги уже пошли, а грудь и голова – еще нет. Получилось неэстетично, что разозлило Катю чрезвычайно. Она повернула голову к первой – на время круиза – любви и быстро, связно, а главное, громко – стекла автобуса ослабили, но не уничтожили звук – произнесла несколько слов из числа тех, которые девушки обычно не произносят.

– Неплохо сказано, – оценил Береславский, не без основания считавший себя почти экспертом по ненормативной лексике. – Не примитивно. И сравнение, и констатация, и посыл – в одной фразе, – зауважал девушку Ефим.

Обретшая свободу Катя, теперь уже ничем не сдерживаемая, рванула в сторону специалиста по культуре.

Тот, как ни в чем не бывало, обнял девушку ручищей за плечики и повел к третьему автобусу.

– Я вспомнил, где это видел! – вдруг дошло до Береславского. – В «Мире животных»! Брачные игры горных козлов!

– Каких козлов? – заинтересовалась Даша.

– Горных! – загорелся своей научной идеей Ефим. – Также постоят перед самкой, покрасуются, у кого «голда» круче или там «мерс» длиннее. И даже без драки все решают.

– Что – длиннее? – не поняла Даша. – «Мерс»? У горных козлов?

– Господи, какая разница, что у каких козлов длиннее! – разозлился Береславский. – Дело же в идее, сравнительный анализ – мощная штука.

– Нет-нет, идея хорошая, – примирительно сказала Даша. – Кстати, проигравший козел идет в наш автобус.

Через минуту Никифоров вошел в салон и сел недалеко от Даши.

– Дашк, поболтаем? – предложил он Лесной.

– Почему нет? – снова удивила Береславского Даша, быстро перебравшись на местечко рядом с Кефиром. При этом лицо ее сохраняло прежнее брезгливое выражение, что еще более поразило Ефима Аркадьевича, ранее считавшего себя знатоком женской психологии.

Он отвернулся от девушки, не выдержавшей в его глазах нравственных испытаний. И стал смотреть в окно.

Самое забавное, что район этот он знал как свои пять пальцев. Именно к седьмому причалу ошвартовался красавец паром «Ильич» в… дай Бог памяти, каком же году? Не важно. Важно лишь то, что было это больше десяти лет назад. И еще – что это был первый выезд дикого и непуганого Ефима Береславского за «железный занавес».

Раньше его даже в Болгарию не пускали, вот такой он был секретный человек.

(Шутка. Человек он был вовсе не секретный. Это страна такая была секретная, что население целых заводов, а то и городов давало соответствующим органам соответствующую подписку. О неразглашении. А следовательно – о непокидании Родины. Ибо покинувшие частенько возвращаться не хотели, а на данную когда-то подписку просто переставали обращать внимание.)