Иосиф Гольман - Похищение Европы

Измайлово, Москва

Последним с войны вернулся капитан Агуреев.

Да и не с войны даже: после всех острых событий в прямых боестолкновениях артиллеристу-зенитчику Агурееву участвовать уже не пришлось. Он в достаточно спокойном режиме дослужил в охранении одной из авиабаз. Ушел из Афгана с последними российскими подразделениями, лично махал ручкой в многочисленные телекамеры, поджидавшие войска уже на том – нашем – берегу известной всем «афганцам» «речки».

За «речкой», как ни странно, напряжение не спадало: его глушили водкой и гашишем, а также девочками и драками. Поэтому капитану Агурееву приходилось работать с личным составом даже больше, чем в Афганистане. Тем более что многие его – и не только его – бойцы вывезли с собой кучу неучтенного оружия и боеприпасов. А также неутолимое желание их использовать.

Американцы столкнулись с подобным сразу после Вьетнама, назвав все многочисленные симптомы единой аббревиатурой – ПСС, постстрессовый синдром. Оно и понятно: если после Отечественной войны солдат возвращался в страну, этой войной жившую, то после Афгана и последующих локальных конфликтов бойцы приезжали с фронта как на чужую планету. Встречало же их – полное равнодушие. Иногда смешанное с презрением. Потому что когда эти придурки в форме корячились на никому не интересной войне, другие – более умные – интегрировались в новое нарождающееся сообщество. И именно они теперь катаются на «мерседесах», которых в Москве с одной точки можно увидеть больше, чем в афганском гарнизоне – боевых машин пехоты.

Да Бог с ним, не нужен был капитану Агурееву «мерседес»! Но лопалось все, заложенное еще покойным отцом – не выдержало-таки надорванное ишачьей работой сердце бати. Где пресловутое спокойное будущее российского офицера?

Мечтой каждого второго было осесть после пенсии в Прибалтике, российской Европе, и жить себе красиво и комфортно, в почти буржуйских условиях. И что теперь? Гонят оттуда всех, даже тех, кто двадцать – тридцать лет прожил на этой земле. Да что там – родившимся на ней не дают гражданства!

Как ни странно, бешеной злобы к прибалтам офицер Агуреев не испытывал. Правильно батя говорил – не тяни руку к чужому пирогу. Они, конечно, гады и очень зря унижают русских – годы-то идут, не все время Россия будет слабой, а главное – растерянной. Но это их земля, и если они делают какую-то хрень, то делают ее на своей земле.

Да ладно о пенсионерах! А что делать ему – боевому офицеру? На хорошем счету, между прочим. Его счетверенные «шилки» хоть сейчас пускай в бой. Да вот старые солдаты уйдут, а новые – только из рогатки умеют: бензина для транспорта – нет, снарядов для боевых стрельб – нет. Тут сам недавно в госпиталь попал – огромный фурункул на шее: многих «афганцев» еще долго после выхода мучил фурункулез, – так сказали, что вскрыть вскроют, а ампициллин пусть свой принесет. Слава Богу, бинты пока есть. В гражданских больницах и бинты с одеколоном с собой носят.

Ну и что делать дальше?

В смятении Агуреев пришел тогда к Равильке. А тот, как всегда, веселый и ушлый. Разговаривая, быстро машет руками и гримасничает смуглым выразительным лицом. Все как раньше. Но уже директор продуктового магазинчика. Неплохо для времени, когда на витринах в лучшем случае – килька в томатном соусе. А в худшем – ничего.

Но и это не все. В магазине у Равильки есть еще одна немаловажная особенность: наличие винного отдела. Оттого Вилька почти, по агуреевским меркам, миллионер, разве что без «мерседеса». Деньги-то есть, сам сказал, но пока – побаивается.

Третьим же на дружеской встрече был – Сашка! Уже сидел за столиком, костыли – в уголке. Агуреев так обрадовался, что сжал друга крепче, чем следовало: тот аж сморщился.

– Полегче, Огурец! – заорал Вилька. – Блоха только вторую неделю сам костыляет!

Николай смущенно разжал объятия. Встретились они в кафе «Эврика», что стояло тогда на углу 9-й Парковой и Измайловского бульвара. Пригласил, конечно, Вилька. Предупреждая протесты, сразу заявил, что платит только он. Агуреев сначала разозлился, а потом решил, что это справедливо: в Афгане у него своего продуктового магазина не было. Кроме того, он не знал нынешних ресторанных цен и сомневался, хватит ли ему для расчета оставшейся половины капитанской зарплаты.

– Ну что, снова вместе? – радостно спросил Вилька. Ему чертовски нравилось его нынешнее положение: Нисаметдинов явно повысил свой «социальный статус» в этой компании.

– Вроде как, – неопределенно ответил Агуреев. Впервые за многие годы ему было неудобно за свою старую, пропыленную и многократно стиранную полевую форму: выдачу новой снова задержали. В казарме она еще не казалась непригодной, а здесь, в ресторане, капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно когда заиграла музыка и молодые девчонки пошли к маленькой эстраде, танцевать.

Блоха держался в кабаке спокойно, хотя Николай знал, что за Сашкиной спиной осталось три с лишним года госпиталей и более десяти операций – дорого ему дался тот последний бой. А не подоспей «шилки» Огурца – там бы и остался лежать, на выжженных желтых камнях низинки, в которой его разведвзвод так ловко зажали «духи».

«Молодец все-таки Вилька», – тепло подумал Агуреев о друге. Он знал, что и лекарства, и лучшие доктора, и даже перевод в московский ЦИТО – Центральный институт травматологии и ортопедии – все это дело рук, а точнее, кошелька, Равиля Нисаметдинова. Зарплаты Сашкиной мамы на эти мероприятия никак бы не хватило, даже если бы она вовсе отказалась от еды, а на работу ходила в бабушкином халате.

– Итак, господа (Николай вздрогнул: он еще не привык к подобному обращению), – начал Равиль, – приступим ко второму этапу наших совместных действий.

– Какие у нас могут быть совместные действия? – заулыбался Николай. – Разве что раздолбать из «шилки» твоего конкурента?

– Неплохая идея, – отметил Вилька. – Но конкурента всегда лучше просто купить. И шуму меньше, и риска никакого. Короче. Я хочу, чтобы вы работали у меня в продуктовом. Вошли, так сказать, в бизнес.

– Я вообще-то служу, – усмехнулся Агуреев. – А Санек, может, и войдет. Но – очень медленно.

Блоха показал Агурееву кулак и улыбнулся. Сидя напротив, он потягивал через соломинку принесенный официантом аперитив. Был, как всегда, спокоен, только чересчур бледный.

– Невелика проблема. Погоны – не кожа, можно и срезать, – объяснил Нисаметдинов. У Агуреева неприятно защемило сердце: для него, повоевавшего, погоны не были просто клочком ткани с картонкой.

– Вилька, – спокойно, без какой-либо аффектации, произнес Болховитинов, – следи за речью. А то получишь костылем.