Илья Деревянко - Тьма бывает и в полдень (сборник)

– Значит, вы, гражданин Смирнов, вымогали у потерпевшего Севрюгина десять миллионов! Сопровождая это побоями. Вот справка из травмпункта, вот его заявление, а вот показания свидетеля Климова. Плохи ваши дела, гражданин Смирнов, только добровольное признание, которое…

– Сколько он вам заплатил?! – вдруг перебил майора Андрей. Голос его звучал абсолютно спокойно.

Петухов опешил… и даже задохнулся от ярости.

– Да ты, да ты, гаденыш, да я тебя, шкура…

– Сам ты шкура, – спокойно ответил Андрей и, усмехнувшись, добавил: – Продажная!

– А-а-а! – завопил Петухов и, размахнувшись, ударил Андрея по лицу, вернее, собирался ударить. Рука его, попав в захват, была резко вывернута болевым приемом. Майор с размаху врезался носом в стол. В это время стоявший сзади сержант ударил Андрея прикладом автомата в затылок. Потеряв сознание, тот рухнул на пол.

Вытирая с лица кровь и глядя на лежащее у его ног тело, Юрий Семенович неожиданно сообразил, что все складывается отнюдь не так плохо. Если рэкет еще нужно доказать, то нанесение физического повреждения майору милиции при исполнении служебных обязанностей налицо. Ну уж теперь гаденыш не отвертится.

– В следственный изолятор его, – распорядился майор и принялся поспешно оформлять соответствующие документы. Затем набрал номер начальника изолятора, своего давнишнего приятеля.

– Здравствуй, здравствуй, Владимир Олегович, да, это я, спасибо, неплохо. На рыбалку, а как же? В ближайшие выходные! Слушай, у меня к тебе личная просьба, сейчас к тебе привезут одного субчика… Да, опасный преступник, меня избил на допросе. Да, да, на самом деле. Пристрой его в «пресхату», чтобы в рэкете сознался. Ну, спасибо, спасибо, за мной не пропадет!

В камере номер восемнадцать, которую заключенные называли «пресхатой» или «козлятней», сидели «ссученные». [5] Ссученные – уголовники, которые за определенные поблажки работают на тюремную или лагерную администрацию. Было их там десять особей, во главе с неким Сашей Угловым по кличке Крокодил. Это был здоровенный тип, с длинными обезьяньими руками и перебитым носом, в прошлом боксер. Сидеть Крокодилу было долго, очень долго, он вообще лишь чудом избежал расстрела. Попал он в места заключения за многочисленные изнасилования, два из которых привели к смертельному исходу. Насиловал Крокодил малолетних, преимущественно мальчиков. Оказавшись за решеткой, он мгновенно сообразил, что долго здесь не протянет, на зоне таких, как он, не жаловали. Поэтому Углов кинулся на шею «гражданину начальнику», обещая все что угодно, лишь бы отделили от остальных. «Гражданин начальник» – добрая душа, вошел в положение и определил Крокодила в «пресхату», где тот, благодаря наглости и физическим данным, быстро заделался паханом. Остальные «ссученные» были под стать своему шефу, и на зоне ни один из них не прожил бы дольше суток. В «пресхате» им жилось неплохо, начальство хорошо кормило, даже водку и наркоту подбрасывало. За это они должны были «пресовать» тех, на кого им указывали, а именно непокорных подследственных, кто не желал сознаваться, или блатных авторитетов, которые стали «гражданам начальникам» поперек горла. Методы были разнообразные, начиная со зверского избиения и кончая изнасилованием. Последнее доставляло Крокодилу особенное удовольствие. Сейчас он, облизываясь, вспоминал вчерашнюю жертву, которую они несколько раз прогнали по кругу. Какая попка была! Персик! Парень ночью разбил себе голову о стену, но на это Углову было наплевать. Он вообще не жалел никого, кроме себя. Крокодилу только что сообщили, что сейчас подбросят еще одного. Класс! Повеселимся! А вот и он!

В камеру втолкнули молодого парня, лет двадцати пяти, среднего роста, худощавого. Ну, с этим-то несложно будет справиться!

– Знакомься, Смирнов, это твои новые друзья! – осклабился надзиратель, с лязгом захлопывая дверь.

– Привет, ребята, – как ни в чем не бывало, поздоровался он.

«Ссученные» заржали.

– Здравствуй, «Машенька», – заблажил один из них, по кличке Сика, тощий, с кривым носом штатный холуй у Крокодила. – Ну-ка сними штанишки, покажи нам свое очко!

Гнусно ухмыляясь, Сика направился к парню, но тут же, получив страшный удар ногой в грудь, с визгом влепился в противоположную стену. Остальные опешили, но по команде Крокодила вооружились табуретками, заточками и начали осторожно окружать строптивца. Что поделать! «Наша служба и опасна, и трудна!»

Повинуясь какому-то непонятному предчувствию, Станислав неожиданно для себя решил навестить Андрея. Там он застал лишь бьющуюся в истерике Лену с огромным синяком под глазом.

– Так, – Стас не стал ничего спрашивать и, настроившись мыслями на своего друга, мгновенно уяснил ситуацию. – Ты сиди здесь, никуда не выходи, я все улажу!

Пораженная Лена, решив, что сходит с ума, увидела, как он растаял в воздухе.

В «пресхате» между тем происходило следующее. Трое «ссученных», в том числе Сика, валялись без сознания. Остальные на время отступили, собираясь с силами, а Андрей, с рассеченной губой, бледный, но спокойный, прижался спиной к двери камеры, готовясь дорого продать свою шкуру.

– Ну, гнида, ты за это заплатишь! – злобно шипел Крокодил. Левый глаз его заплыл, из разбитого носа текла кровь. – Живым от нас не выйдешь!!! Я тебя…

Тут Крокодил подавился фразой. Под потолком закружился смерч, сверкнула молния, и из воздуха соткался незнакомец. Был он высок ростом, светловолос, а в страшных, безжалостных глазах бушевало зеленое пламя.

– А-бы-бы, – залепетал Крокодил, – а-бы-бы!

И вдруг взвизгнул:

– Господи помилуй!

– Нет, – усмехнулся незнакомец, – не помилует Он тебя, слишком поздно, Крокодил, ты о Нем вспомнил. Теперь у тебя другой хозяин! – Незнакомец еще раз улыбнулся, да так, что Крокодил затрясся, охваченный леденящим ужасом.

– Вешайся! – приказал незнакомец, и Углов послушно исполнил команду, использовав вместо веревки собственные подтяжки.

– А вы, – обернулся он к остальным, – перегрызите друг другу глотки!

«Ссученные» исполнили приказ в буквальном смысле слова, и спустя несколько минут все было кончено. Все девять неподвижными кулями валялись в лужах крови, только Сика еще бился в агонии. Наконец затих и он.

– Андрей, – обратился Станислав к совершенно ошалевшему другу, – ничему не удивляйся и ни о чем не спрашивай, шума не поднимай, в ближайшие два часа сюда никто не заглянет, а через полчаса я тебя… вытащу! – Тут его лицо исказилось, и Станислав исчез. Последнее, что заметил Андрей, – кровь, текущую из насквозь прокушенной губы.

Станислав вновь очутился на квартире Андрея, где Лена продолжала истерически рыдать. «Спи!» – приказал Станислав, корчась от боли, и женщина послушно уснула.