Давид Лагеркранц - Искушение Тьюринга

David Lagercrantz

SYNDAFALL I WILMSLOW

© Боченкова О. Б.,перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Давид Лагеркранц – известный шведский журналист и публицист, живет в Стокгольме. Мировой сенсацией стало продолжение им серии MILLENNUM Стига Ларсона о «девушке с татуировкой дракона». Успех был полным – на сегодняшний день в мире продано более 6 миллионов копий его романа «Девушка, которая застряла в паутине». Давид также является автором ряда популярных публицистических книг.

Шведский детектив вонзается в самое сердце Британии в этом блестяще написанном романе о шпионаже и убийстве…

The Globe and Mail

Роман, где один упертый полицейский пытается взломать код тайны, хранимый непоколебимыми людьми с извращенным сознанием.

The Independent

Очень красочно… Книга, безусловно заслуживающая прочтения.

The Washington Times

Жизнь и смерть Алана Тьюринга давно стали предметом обсуждения, но роман знаменитого шведского автора придал этому обсуждению интересный, новый угол зрения…

The Daily Mail

Когда он решился на это?

Он сам не смог бы ответить на этот вопрос. Но как только сомнения улеглись, став чем-то вроде отдаленного зова, парализующая тяжесть в теле сменилась пульсирующим возбуждением, которого ему так не хватало. Жизнь снова забила ключом. Два синих ведра в мастерской вдруг замерцали, как будто на их поверхностях заиграл солнечный лучик. И каждое наблюдение вмещало теперь целую вселенную, разворачиваясь в цепочку идей и событий, любая попытка осознать которые представлялась бессмысленной дерзостью.

Картинки, реальные и воображаемые, наслаивались одна на другую. Он задыхался, но, несмотря на это, решение умереть как будто придало ему силы.

Перед ним на серой столешнице, покрытой пятнами, выбоинами и прожженной во многих местах, стояли нагревательная плита и несколько бутылок с чем-то вязким и черным. Тут же лежала позолоченная ложка, которой предназначалась своя роль в этой истории.

А дождь все шел и шел. Никогда на его памяти не разверзались так на Троицу хляби небесные, и это, возможно, тоже способствовало принятию рокового решения.

Собственно, для этого было бы достаточно самого ничтожного повода. Вроде досаждавшей ему сенной лихорадки или того, что соседям мистеру и миссис Уэбб именно в тот день вздумалось уехать в Стилл, после чего жизнь в округе как будто замерла – по крайней мере, переместилась в другое место, куда его не пригласили. Для него не впервой было расстраиваться из-за этого. С другой стороны, повседневная суета и в самом деле трогала его меньше, чем любого, пусть даже самого черствого из простых смертных. И дело даже не в том, что эта неуязвимость имела свои пределы. Просто она отличалась крайней неустойчивостью и могла обратиться в дым внезапно и от любой мелочи, делая его беззащитным перед собственными безумными идеями.

Вот и сейчас желание оставить этот мир было связано с одним эпизодом из детского фильма о веселых гномах, который он вдруг вспомнил. Ирония? Но ее всегда хватало в его жизни, равно как и парадоксов.

Он был героем войны и ускорил ее конец. Он глубже кого бы то ни было проник в тайны мысли и интеллекта, но не справился с собственной жизнью. Поэтому был подвергнут принудительному лечению. А не так давно его напугала балаганная гадалка из Блэкпула, да так, что он ни с кем не мог разговаривать остаток дня.

И что теперь ему было делать?

Он подсоединил два свисающих с потолка кабеля к трансформатору на столе и поставил на нагревательную плиту котелок с черным месивом. Потом переоделся в голубую пижаму и взял яблоко из стоявшей на книжной полке голубой вазочки. Он имел привычку съедать яблоко перед сном. Он вообще любил яблоки, не только за вкус. В них было нечто такое… впрочем, какая теперь разница? Он разрезал яблоко на две половинки, вернулся в мастерскую и… вдруг осознал все. Отвернулся к окну. Подумал, что во всем этом нет ничего удивительного, сам не понимая, что имеет в виду.

Затем он вспомнил мать, Этель. Которая совершенно не понимала, чем он занимается, что, конечно, не помешает ей когда-нибудь написать о нем книгу. Жизнь сына сплошь состояла из непонятной ей математики. И тайн. Он был другим. Кроме того, в ее понимании он был слишком молод. Красотой он никогда не блистал и порядком сдал физически после суда в Натсфорде, тем не менее выглядел не так плохо.

Неуместные мысли приходили к нему давно. Он мучился ими еще в том возрасте, когда не умел отличить правое от левого и полагал, что Рождество может прийти к нам в любое время, когда раньше, когда позже, как и все остальные веселые празднии.

Он стал математиком, посвятившим себя такому прозаическому ремеслу, как инженерное дело. Но кроме того – оригинальным мыслителем, как никто другой осознавшим механическую природу нашего интеллекта. По крайней мере, разложимость его на ряды длинных и запутанных мыслительных цепей.

И теперь вот ему не хватает сил пережить этот июньский день. Такие вещи понять матерям особенно трудно. Поэтому он и начинает приготовления, которые потом, возможно, покажутся кому-то излишне долгими и запутанными. Это потому, что его постоянно что-нибудь отвлекало. Иногда ему слышались хруст гравия и чьи-то шаги под дверью. И тогда в голову приходила абсурдная мысль: это явился кто-то с хорошими вестями. Вероятно, издалека – из самой Индии или из прошлой жизни. Он усмехался или фыркал – трудно сказать – и возвращался к своим приготовлениям. Звуки снаружи, кроме шума дождя, стихали, а в голове все сидела навязчивая мысль: за дверью друг, которого стоило бы выслушать.

Он вышел в коридор, обогнул стол, воспринимая происходящее с ясностью, которая в другой день восхитила бы его. Нетвердой походкой лунатика направился к спальне. На ночном столике лежали номер журнала «Обозреватель» и наручные часы с черным кожаным ремешком. Он положил рядом половинку яблока. Потом подумал о луне, которая стояла низко за зданием школы в Шерборне, и лег на кровать на спину. Он выглядел спокойным и сосредоточенным.