Виктор Лановенко - Таблетка для чемпиона

– Вас понял, шеф. Считайте, что техническое задание принял, – сказал Эдик. – Но мне понадобятся деньги. Наши герои не рядовые граждане, подобраться к ним сложно. Придется подкупать прислугу. Как-то с охраной договариваться. Нужен приличный фотограф.

– Хорошо, – согласился баритон. – Аванс получите сегодня, в шесть вечера. Записывайте адрес. Курский вокзал. Камера хранения номер 4, – он продиктовал номер ячейки и код. – И последнее, но главное, – продолжал баритон. Теперь он звучал торжественно и строго, как будто собирался огласить приговор. – Как только статья будет опубликована, вы немедленно забываете про мой звонок. И делаете вид, что самостоятельно вышли на эту тему.

– Когда вам нужна статья? – спросил Эдик.

– Можете не торопиться, Эдуард Дмитриевич. Будет вполне приемлемо, если она появится в очередном номере вашего еженедельника. То есть, в следующую пятницу.

Из трубки полетели короткие гудки.

– Вот козел! – возмутился Эдик. – Оставляет мне на все про все четыре дня. Надо торопиться, старик, иначе ты разминешься с толстой пачкой американских денег.

Не успел Эдик допить утренний кофе, как на пороге кухни возникла его мама. Элеонора Алексеевна была взволнована и бледна. Атласный халат с пурпурными розами запахнут небрежно, что могло быть вызвано только исключительными обстоятельствами.

– Вы сегодня прекрасно выглядите, Элеонора Алексеевна, – соврал Эдик, отставляя чашечку с кофе. Нужно поскорее исчезнуть из дома, чтобы избежать ненужных разборок.

– Звонил папа из Лондона, – с трагизмом в голосе произнесла Элеонора Алексеевна. Это означало, что разговор предстоит долгий и неприятный.

– Когда?

– Вчера. Около полуночи, – она приложила платок к глазам. – Почему ты вернулся так поздно? Я вся на нервах.

– Мама, – сказал Эдик, поднимаясь из-за стола, – хочу тебе напомнить, что мне полных двадцать шесть лет. И работа у меня особенная. Она требует личного присутствия на всех посиделках столичной элиты. Мы уже сто раз говорили об этом.

– Папа недоволен твоей профессией.

– Что?! – взорвался Эдик. – А он чем занимается?

– Сынок, не придирайся к словам, – сказала Элеонора Алексеевна. – Папа осуждает не твою профессию. Что поделаешь, вы оба журналисты и тут ничего не исправишь, но папа недоволен тем обстоятельством, что ты обслуживаешь, так называемую, желтую прессу.

Эдик принялся укладывать в портфель диктофон, дискеты, блокнот, несколько листов чистой бумаги.

– Передай папе, – сказал он, продолжая сборы, – что, так называемая, желтая пресса кормит семью из двух человек. Семью, которую он бросил ради молодой рыжей сучки.

– Это низко, так отзываться о родителях, – слезы уже вовсю текли по щекам Элеоноры Алексеевны.

– Прости, мама, – сказал Эдик. Он обнял Элеонору Алексеевну и принялся гладить ее по волосам, пока узкие плечики не перестали вздрагивать. – Я люблю вас. Тебя и папу. Я иногда злюсь на него. За то, что он бросил такую великолепную женщину, как ты. Он еще будет локти кусать. Вот увидишь.

– Ты опять уходишь и оставляешь меня одну? В воскресенье? Ты, наверное, уходишь к Леночке.

– Нет, мама, я иду работать. За большие деньги, – ему было легко это говорить, потому что он не врал, как обычно, когда действительно уходил к Леночке.

На улице хозяйничала весна. Вдоль проспекта еще дул прохладный ветер, но яркое солнце припекало не на шутку. Пацаны, сбросив куртки, раскручивали скрипящую карусель, их красные мордахи полыхали здоровьем.

Эдик шел по улице, мимо знакомых витрин и выносных лотков с заморскими фруктами. Время от времени в его ушах звучал самоуверенный баритон «человека, который заказывает музыку». И тогда под ложечкой начинало неприятно сосать. Хорошо бы разобраться, отчего это происходит. Но сейчас недосуг копаться в себе. Надо срочно искать способы, которые позволят добраться до нужных ему персон. Дорога к ним непроста. Траншеи, редуты, колючая проволока, вышки с прожекторами, а на последней линии обороны – симпатичные мордовороты с револьвером подмышкой. «Как бы там ни было, – подумал Эдик, – я уже в деле. Отступать поздно».

Теплый ливень обрушился на столицу. Валерий Лампус стоял под навесом, прижавшись спиной к витрине булочной. За пеленою дождя противоположная сторона проспекта была почти не видна. Но вот из серого марева выплыло маршрутное такси. Валерий сделал глубокий вдох и рванул к остановке. Кроме него в маршрутке оказалось двое пассажиров, парень и девушка. При появлении Лампуса они перестали обниматься и уставились на него.

– Чего, не видели живого слона? – спросил он и плюхнулся в кресло возле двери.

Когда автобус тронулся, в кабине стало жарко. Валерий закрыл глаза. И тотчас перед его мысленным взором, за плотно закрытыми веками, поплыли кадры сегодняшнего дня.

На прием к чиновнику департамента спорта Лампус записался неделю назад. В разделе «тема обращения» написал – спортивная стипендия. А сегодня в два часа пополудни он уже сидел в приемной, хотя встреча была назначена на 14:30. На коленях у него лежала пластиковая папка со всеми бумагами. Тут были графики подготовки к спортивному сезону, результаты медицинского обследования, подтверждающие его великолепные физические кондиции, рекомендация-ходатайство, подписанная спортивными боссами области и личное письмо тренера Михалыча. Когда-то Михалыч и чиновник, к которому шел на прием Валерий, выступали за сборную Москвы.

– Валентин Григорьевич готов вас принять, – сказала секретарша и, когда Валерий проходил мимо ее стола, шепнула. – Будьте смелее, молодой человек.

Кабинет был обставлен шикарно. Полированные шкафы украшены золотыми кантами. Перед шкафами от пола до потолка поднимались две стойки. А вверху, между стойками, произрастал целый сад диковинных цветов. Какие-то лианы вились над карнизом и спускались по обе стороны окна, расцветая нежными лепестками, напоминающими подснежники.

За столом сидел человек-гора. Черный пиджак, белая рубашка, бордовый галстук.

– Здравствуйте, Валентин Григорьевич, – сказал Валерий и прислушался к собственному голосу. Не хватало еще, чтобы в нем звучали просительные ноты.

– Что привело к нам?

– Вот, – Лампус положил на стол свое заявление и пластиковую папку.

Пока Валентин Григорьевич знакомился с бумагами, Валерий исподволь рассматривал кабинет. Его внимание привлекла пепельница, исполненная в виде сидящей красавицы. Руки женщины были сложены в восточном приветствии, а голые ноги обхватывали большой серебряный таз. Сейчас пепельница была пуста. Видимо, Валентин Григорьевич не курил, а пепельницу держал исключительно для гостей.