Илья Жердяев - Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений

А еще через неделю план Сергиенко был принят за основу. Без замечаний и уточнений.

Виктория Владимировна, выслушав Виталия, даже захлопала в ладоши:

– Это настолько просто, что я боюсь в реальности нами задуманного!

– Все великое – на самом деле просто…, – с подчеркнутой скромностью ответил Виталий всем известной крылатой фразой и почти афоризмом.

«Тридцать седьмая» колония строгого режима расположилась по воле ее создателей на самой вершине холма. В этой, выжженной солнцем степи, выше ее серых, шлакоблочных стен были только терриконы у многочисленных, в этой округе, шахт. Их черные, размытые разогретым воздухом, очертания создавали видимость полного окружения. В какую сторону не посмотри – всюду взгляд натыкается на высоченные, конусообразные преграды, сложенные из шахтных отвалов.

У многочисленных обитателей этого пенитенциарного заведения особое уныние вызывало именно это обстоятельство – видимость полной отрезанности от свободы.

Их, осужденных, более огорчало не то, что в колонии не было воды и все зависели только от ее завоза на единственной колонистской водовозке. И не то, что вся промзона была завалена заготовками и уже готовой продукцией, что не давало им и мысли об отдыхе от рабского труда в три смены. И, даже, не появление на должности заместителя «хозяина» [26] «Хозяин» – на блатном жаргоне начальник исправительно-трудовой колонии. по оперативной работе а, попросту, старшего кума, какого-то новенького с плохой репутацией.

Самым ненавистным было то, что откуда не взгляни: окна барака или столовой, дворика или цеха, всюду взгляд упирался в двойную стену. И если где-то, на необъятных просторах Родины, за основным ограждением можно было увидеть даже живописные просторы с пятнами лесов и водоемов, то в этой степи, и с этого холма за забором постоянно, год за годом, весь срок был виден только этот, еще один, кажущийся непреодолимым, рубеж. Черный и с острыми вершинами. Отгораживающий это проклятое место от всего белого света!

И так уж повелось здесь, что никто не пытался смотреть поверх кокард начальников. Чаще все смотрели себе под ноги или вверх, в самое небо. Вот, что оставалось тем единственным для осужденных, за что они не должны были платить. И еще тем, что давало возможность мечтать о будущем. Облака ведь всегда уплывали вдаль! Темные, тяжелые и низкие – словно тревоги прошедших дней. Белые и высокие – в точности, как опьяняющие мысли о далекой свободе!

В любую погоду свободные от работы и предоставленные сами себе в локальных зонах люди в этом месте смотрели только вверх. До чего были схожими в эти минуты их взгляды! Устремленные ввысь. На вытянутых до предела худых шеях с острыми кадыками. С немигающими глазами. Часто, наполненными слезами… Во всех отрядах одинаково грустно.

Для того, кто бы в первый раз попал в это место, преобладающим цветом мог показаться рыжий цвет ржавчины. И это было не обманом. Ржавыми были штабеля листовой стали, предназначенной для производства основной продукции здешнего производства. Ржавыми были многотонные емкости, напоминающие сигары дирижаблей, для нефтепродуктов, изготавливаемые «населением» колонии по заказу министерства обороны. Ржавыми были стены производственных цехов, обшитые более тонкими листами никогда не крашенного железа. Ржавыми оставались бесчисленные квадратные метры решеток на всех, без исключения, окнах, дверных проемах и прогонах между «локалками».

Еще в этом месте резало бы взгляд постороннего то, что вся территория колонии была вдоль и поперек поделена на маленькие и побольше кусочки. Это и были многочисленные локальные зоны, позволявшие администрации без труда держать спецконтингент маленькими, лишенными связи друг с другом, группками. Малочисленными, и потому легкоуправляемыми…

Новый заместитель начальника колонии по оперативной работе майор Островский делал свой первый обход территории в сопровождении старшего опера Щеткина. Эти два офицера шли неспешно, не смотря на то, что появление в зоне нового лица вызвало не скрываемый интерес среди заключенных. Многие из них даже не выдерживали и подходили из любопытства к решетчатым дверям обнесенных заборами двориков перед бараками. Смотрели на новое в зоне лицо пристально и тяжело.

– Почему так много не на работе? – не скрывая своего раздражения от уставившихся на него физиономий, спрашивал Островский.

– Это выходной отряд… Чтобы задействовать всех зеков [27] «Зек» – на блатном жаргоне отбывающий наказание в виде лишения свободы, заключенный. нам пришлось идти на это…

– Что, здесь тоже «выходные»!? – еле выдерживая немигающие взгляды заключенных, продолжал сердиться майор при виде еще одной группы отдыхающих.

– Нет… Это смена после ночи… Несмотря на то, что они пашут всю ночь, все равно не спят!

– Чифирят, поэтому и не спят! – сделал вывод Островский.

– Нет, товарищ майор… Чая в этом отряде уже не видели больше месяца…

Это я точно знаю… Последний раз я сам передавал…, – раздражающе спокойно отвечал капитан.

– А почему тогда не спят?

– Свободы ждут, наверное…

– Побеги были? – изменил тему разговора заместитель начальника.

– А как же! Только давно уже…

– Когда в вагоне ушли под вторым дном?

– Да… Прославилась тогда на весь Союз наша «тридцать седьмая»…

– Осудили их?

– Да… Как положено, по три накинули… Один продолжает отбывать у нас…

– Как фамилия? В каком отряде? – остановил свой взгляд на старшем оперативном уполномоченном майор Островский.

– Семушкин… Из двеннацатого… Но он уже полгода из ШИЗО [28] ШИЗО – штрафной изолятор. не выходит…

– Правильное решение! Там его и сгноить надо! Он, небось, организатор?

– Нет… Он только стенку подваривал… Организовывал и уходил второй…

– Ну, и что? Какая разница! Этому тоже не жить! А как же упустили? Почему отряд перекрыт не был?

– Был перекрыт отряд… Как положено, Сергей Александрович… Но каждому ночью под одеяло ведь уши не положишь… А они спали рядом. Иногда, даже, конфликтовали. Для вида, мы потом уже это поняли…

– Значит, товарищ капитан, – подчеркнуто по-деловому отметил майор, – будем работать по иному! Если не хватает ушей, будем их размножать! Сколько по лимиту [29] Лимит наполнения – установленное для данной исправительно-трудовой колонии количество заключенных. в колонии?

– Одна тысяча семьсот…

– А по списку?

– Четыре тысячи двести…

– Понимаю… Но это не должно быть причиной для того, чтобы у нас были «выходные смены»! Во время безделья они как раз и обдумывают свои штучки, понятно!?