Джулиан дабл Джей - Входящий в Свет. Роман-лабиринт

– Здесь, в Зазеркалье, жителям Светлозарии искони противостоят тёмные силы Заоблачья. У Вас людям доброй воли путают планы ненасытные и прожорливые служители демонов алчности, беззакония, лицемерия и похоти.

– Истинной же защитой от всевозможного Зла – всегда был и будет Путь личного внутреннего цветения потенциала Силы и Мужества перед лицом любых препятствий, обнаружения в себе неугасимого Пламени Служения всем тем, кто нуждается в нашей помощи и поддержке. Желание воздать сторицей за всю благодать Жизни и её подлинные сокровища – Тайну Любви, Величие Сострадания и Красоту Самопожертвования.

Я жадно слушал, широко раскрыв рот и замерев от восхищения перед непререкаемой ценностью священного Учения старца.

Каждую ночь я погружался в глубины заповедных знаний своего неожиданно обретённого Учителя, который делился ими с непередаваемым смирением и безоговорочным доверием к ученику.

Застра только изредка навещала нас в свободное от своих многочисленных обязанностей время. Она была незаменимой помощницей Светломудра, и жители Светлозарии практически воспринимали её как полноправное воплощение их правителя, а её просьбы и пожелания так, как будто их произносил сам Светломудр. Так что она вполне могла руководить в отсутствие мудреца всем Зазеркальем и его делами беспрепятственно, чем я и мой Учитель неминуемо пользовались для моего всестороннего и полноценного обучения.

Я уже довольно сносно овладел многими премудростями удивительного и странного искусства управления собственным телом, как орудием магической Силы и её скрытых возможностей, в том числе и навыками самозащиты.

И теперь, в так называемом «реальном» мире, начинал чувствовать некоторые события ещё до их появления, взглядом разгонял облака или, например, в одной странной ситуации, проходя мимо пивного ларька вместе с Гриней, легко, одним движением, так «отцепил» от него двух каких-то подвыпивших задир, что самому стало неимоверно весело, но непонятно, как мне такое, чёрт возьми, удалось.

Вечером, после этого случая, ко мне завалился совершенно трезвый Шайкин, деловито прошёл, сел на мою кровать и долго, испытующе долго, смотрел, как я вожусь с починкой утюга соседки.

Через какое-то время он так же молча встал и пошёл к двери, на пороге притормозил, повернулся ко мне и пригрозил пальцем:

– Ты, Ваньша, это… Смотри, Ваньша… Я ить того… Сам могу часто за тебя… ну и за себя… это… поставить, бр-р-р, постоять. Так что ты, в другом разе, того… осторожней… Обещаишь?

Я посмотрел на него и сказал:

– Ладно.

После чего Гриня вышел за дверь, но минут через пять вернулся снова, исподлобья уставился, вытаращившись, на мои руки, закреплявшие крышку утюга на положенном ей месте, и затем заискивающе спросил:

– Я так, Ваньша, и сам хочу уметь… ну, это… руками разгребать… Научишь, брат, а?..

Мы сидели с Наташей в кафе. Яркое утреннее солнце вальяжно выплывало в мир из бездны ночного безвременья. Мы с Наташей опять встретились на стадионе и решили вместе попить кофе.

Маленькие изящные руки молодой женщины плавно приподнимали блюдце с чашечкой дымящегося напитка, и я завороженно смотрел и смотрел, как прикасаются её губы к фарфоровому ободку, как пар от кофе медитативно проникает в её струящиеся по плечам волосы, как разноцветный маникюр её ногтей поблёскивает в отражении глянцевых поверхностей сервиза…

– Ты выглядишь в белом костюме настоящим ангелом, – сказала Наташа и улыбнулась красивыми зубами.

Я сидел в неком лёгком трансе от её такого близкого присутствия и испытывал несравнимый ни с чем кайф влюблённого подростка. Поэтому лишь слегка улыбнувшись, я только благодарно кивнул и почему-то густо покраснел, словно школьник после похвалы классной руководительницы на общем собрании. Наташа тихо рассмеялась. Я снова кивнул.

Народу за соседними столиками в этот утренний час было совсем немного, так что в расслабленной атмосфере дружеского кофепития было что-то, отчего выглядеть глупо и несуразно взрослому мужчине, как я, определённо не возбранялось. Осознавая это, было легко и просто до такой степени, что мы с Наташей как бы участвовали в каком-то почти мистическом «ритуале», где каждый не зависел от другого и мог вести себя как угодно.

Единственное, отчего я никак не мог отделаться, так это от собственного, бог знает откуда обрушившегося на меня, чувства беспомощной застенчивости, чувства, пробуждавшегося во мне во времена моей ранней юности, когда мама целовала меня в губы при посторонних, или когда моя просыпающаяся чувственность уже начинала свой древний танец в крови при виде симпатичных представительниц противоположного пола…

– Тебе заказать ещё кофе? – спросил я у Наташи и вновь покраснел, ощущая верхушками ушей тёплую волну очередного прилива смущения.

– А ты будешь? Тогда и мне ещё одну чашечку «капучино» без сахара… Ладно?

Я кивнул и направился делать заказ, благодаря всех богов за свалившееся сегодня утром на меня нежданное блаженство, – присутствовать в компании этой потрясающей блондинки, матери трёх детей и жены многоуважаемого чиновника высшего эшелона.

Впрочем, последнее обстоятельство меня меньше всего тревожило, поскольку на своём веку я как раз видел-перевидел «боссов» разных мастей и уровней сотнями, и не только в общении, ограничиваясь лёгким рукопожатием…

Но присутствие настоящей женщины-мечты прямо рядом за столиком, возможность смотреть на её тонкие смеющиеся губы с маленькими веснушками по бокам и на щечках, проникать своим взглядом в головокружительную синеву её очей, – ребята, я готов умереть за каждый вздох её пленительно-прекрасного тела…

Официант принял заказ и я вернулся на место, чтобы ещё раз убедиться, что и её улыбка, и ритмично вздымающаяся грудь под летним платьем, и открытые плечи, и тонкие выразительные руки с длинными пальцами, – всё это, сию минуту, принадлежало только мне… Хотя и без надежды на такой царский подарок, как близкий контакт.

Мы ещё полчаса болтали на разные отвлечённые темы, а потом она ушла, ещё раз взглянув на меня из-под пушистых ресниц долгим тёплым взглядом, от которого хотелось танцевать и плакать, жить долго и счастливо, а потом умереть с нею в один день в крепком объятии наших любящих и склеенных страстью тел.

Я сидел и сидел в кафе всё на том же месте. Не заказывал больше ничего и не смотрел по сторонам…

В моём сердце происходило странное таянье душевных льдов, «высокое» плавление давно замороженного ощущения человеческого сопричастия всему на земле и в космосе, ощущение чуда происходящего со мной бытия, сказки, которую вот эта живая женщина, этот человек по имени Наташа, так ненавязчиво и круто одновременно, подарила мне сегодня.