Николай Свечин - Тифлис 1904

Министр выслушал рапорт о дознании в Берне и остался доволен:

– Очень хорошо. Хотя бы здесь нет политической подкладки, и преступник – просто сумасшедший. Так и доложу Его Величеству. У вас все?

– Все, Вячеслав Константинович.

– Тогда срочно приступайте к новому делу. Вам уже рассказали новость?

– Рассказали. Прикажете выехать в Тифлис?

– И немедля. Как намерены действовать? Дело тонкое… по понятным причинам.

– Да уж, ваше высокопревосходительство. Там, где замешаны военные, всегда тонко. Особенно если идет война.

Оба помолчали, понимая предстоящие Лыкову трудности. Военный министр и так противится любым полицейским дознаниям в отношении офицеров. А тут еще кампания против японцев – необходимо было поддерживать в народе дух патриотизма. Подозрение на штабс-капитана в соучастии его в уголовном преступлении оказалось бы совсем некстати.

– Сахарова я успокою, – сказал Вячеслав Константинович. – А как быть с князьком? Он, говорят, после покушения сделался совершенным психопатом.

Сахаров был новым военным министром, сменившим уехавшего на войну Куропаткина, а князь Голицын – высшим должностным лицом в крае. Полностью его титулы звучали так: главноначальствующий гражданской частью на Кавказе, командующий войсками Кавказского военного округа, наказной атаман Кавказских казачьих войск, член Государственного совета, почетный опекун, сенатор, генерал-адъютант, числящийся по Генеральному штабу генерал от инфантерии. Григорий Сергеевич управлял краем с 1896 года и за это время успел сильно рассориться с армянами. Именно он втянул государя в процесс конфискации имущества Армянской апостольской церкви, приведший к кровопролитию.

В результате 14 октября 1903 года на князя было устроено покушение. Трое боевиков напали на коляску, в которой чета Голицыных возвращалась с утренней прогулки. Один террорист запрыгнул на ступеньку экипажа со стороны княгини и через нее нанес генералу три удара кинжалом в голову. А другие двое попытались вытащить князя из коляски с противоположной стороны. Но их сиятельства не растерялись. Жена вцепилась в парня с кинжалом и не дала ему нанести смертельный удар. А от тех, кто тащил его наружу, сам Голицын отбился тростью. Затем с козел соскочил урядник, охранявший князя, и вступил в борьбу с нападавшими. В это время кучер хлестнул лошадей, и те рванули. Боевики остались на дороге. Ранив урядника в ногу, они бросились бежать в заросший кустарником овраг, но далеко уйти не сумели. На выстрелы подоспели постовой городовой и посетители ближайшего духана. Затем явились конные стражники и казаки. Все они устремились в погоню. В итоге два террориста были убиты, а третий смертельно ранен. Они оказались армянами, что еще больше усилило ненависть Голицына к этой нации. Князь получил три раны в голову сквозь фуражку. Он легко отделался, но, по слухам, начал после этого заговариваться.

– У князя есть помощник, генерал от инфантерии Фрезе, – сообщил министр своему чиновнику особых поручений. – Вполне вменяемый. В случае, ежели беседа с Голицыным не сложится, обратитесь к нему. Я телеграфировал уже Александру Александровичу, он поможет.

– Разрешите идти? – встал Лыков.

– Нет. Еще одно, но не для огласки. Посмотрите там общую обстановку.

– В каком смысле, Вячеслав Константинович?

– У государя возник вопрос: не пора ли менять князя? Видимо, доходят неудобные слухи. Он поручил мне их проверить. Тут как раз ваша командировка. Соберите мнения, примеры неудачной деятельности, глупости этого… генерал-адъютанта. Что о нем думают обыватели и что чиновники.

– Эти не скажут, побоятся.

– Найдите тех, кто не испугается. Можете сослаться при этом на мое поручение. Особо спросите, кого умные местные деятели видят сменщиком Голицына.

– Слушаюсь.

– Ну и держите меня в курсе этого поганого дела с «постирочной».

Коллежский советник добирался до места три дня. Уже двадцатый век, а скорости все равно черепашьи. Научатся ли люди когда-нибудь летать, как птицы? Последнюю ночь Лыков провел в купе бакинского поезда. В половине девятого утра он ступил на пыльный перрон станции Тифлис-город Владикавказской железной дороги. И сразу почувствовал себя на Востоке. Крик стоял такой, словно вокруг происходило массовое убийство, а это всего лишь носильщики делили пассажиров. Кроме них подскочили факторы гостиниц, продавцы сувениров и чичероны. Отмахнувшись от всех сразу, Алексей Николаевич вышел на площадь и сел в первый попавшийся фаэтон. Приказал ехать в «Лондон», который ему хвалили петербургские знакомые. Возница оказался старовер, чистенький, аккуратный. Экипаж только что помыли, и он источал сильный запах керосина. Приняв седока, извозчик гикнул, как абрек, и погнал. А командированный стал вертеть головой по сторонам. Ого! Ай да перемены!

Он не был в столице края с того самого времени, когда ловил турецкого шпиона Лемтюжникова [7] См. книгу «Пуля с Кавказа». . Девятнадцать лет прошло, и Тифлис сильно изменился. По крайней мере та его часть, которая раньше называлась Колония. Немцы-колонисты уехали отсюда, и на месте их поселения выросли новые широкие проспекты. Дома в три этажа, вполне европейской архитектуры, а главное – улицы прямые, что не принято было в Тифлисе раньше. «Теряет, теряет старый город свое туземное очарование… Будто ты в Варшаве или на Петербургском форштадте Риги», – думал Лыков.

Впрочем, отличия нашлись быстро. Посреди проспекта (извозчик назвал его Михайловским) почему-то были навалены кучи земли и камня. Экипажи с трудом их объезжали. Мостовая оказалась разворочена, а по бокам рабочие устанавливали необычные столбы. Рельсы конно-железной дороги выкорчевывали, и на их место клали новые.

– Это не трамвай ли у вас тянут? – догадался гость.

– Ага, – подтвердил возница. – Электрическая железная дорога. Вот сделают ее, и не будет нам работы совсем, анафема! Всех седоков себе заберут.

– Не бойся, без вас не обойдутся. Я был и в Киеве, и в Нижнем Новгороде. Там эта дорога уже есть, а извозчиков меньше не стало. Когда еще до окраин рельсы протянут.

Молоканин тут же вцепился в пассажира как банный лист: стал расспрашивать про трамваи, как они уживаются с извозным промыслом. Экипаж тем временем свернул на площадь с каким-то памятником (Воронцову, вспомнил сыщик) и выехал на мост. Лыкова и раньше удивляло, почему вода в Куре такого зеленого цвета. Посреди находился большой плоский остров – Мадатовский, весь занятый лесопильными заводами. Когда стали переезжать правый рукав, внизу обнаружилось множество плотов. От рукава исходило сильное зловоние: он был запружен, рядом стояла большая мельница. И зачем сделали помойку посреди города?