Наталья Александрова - Не мяукайте с неизвестными

Надежда сняла несчастную розовую тапку и оглядела ее со всех сторон. Почти новая, стало быть, не от Раисиного семейства осталась. Те раньше по бедности и правда все до дыр занашивали.

К подошве приклеилась какая-то бумажка. Надежда машинально ее оторвала – использованный билет. Не в кино, не на троллейбус, не в театр и не на выставку.

Билет был в музей. Так и написано: «Музей чертей». Работает с десяти до восемнадцати, выходной – воскресенье. Дальше адрес и цена – пятьдесят рублей.

Вот еще новость, Музей чертей. В жизни она не слышала о таком музее. Впрочем, город большой, чего в нем только нет.

Надежда решительным шагом отправилась на кухню и сунулась в мусорное ведро. Так, пакет полупустой. Одну тапку она сунула прямо туда, к мусору, а вторую завернула отдельно.

«И ничего не знаю, – думала она, закрывая крышку мусоропровода. – Нигде не была, ничего не видела, никаких тапочек не теряла. Пусть докажут!»

Вернувшись в квартиру, Надежда Николаевна поняла, что душ подождет, потому что если она немедленно не выпьет чай, нет, лучше кофе, то просто умрет от стресса.

Она сварила большую чашку кофе с молоком и намазала сухарик обезжиренным творогом. Потом подумала и сделала еще бутерброд с ветчиной (без масла). Потом махнула рукой на все и разогрела в печке круассан с вареньем.

Круассан подействовал как положено, и Надежда Николаевна наконец смогла думать спокойно обо всем, что случилось в квартире напротив.

А случилось там убийство. Судя по всему, мужчина, который пришел с той нелюбезной девицей, не собирался ее убивать. Но она его довела, что называется, до греха. Что-то она ему кричала, угрожала, что куда-то пойдет, к кому-то обратится. Он ей в ответ: «Не строй из себя дурочку совестливую». И непонятно, кто прав.

То есть убивать, конечно, нехорошо, опомнилась Надежда. Хоть девица ей и не нравилась, это еще не повод ее душить. Точно, он ее задушил. Этот второй красочно так описывал: морда синяя, язык вывален…

Надежда поежилась и налила себе еще кофе.

На кухню явился Бейсик. Он и раньше слышал шум открываемого холодильника, но побаивался и выжидал. Теперь, рассчитав, что после кофе хозяйка станет добрее, он решился на вылазку.

Осторожно ступая, кот приблизился к Надежде и потерся пушистой щекой о ее ноги. Надежда машинально взяла его на руки и почесала за ухом.

– Мурм-м? – спросил кот.

Это означало: «Не забыла ли ты, что животное тоже хочет есть?»

– Забудешь с тобой, как же, – проворчала Надежда. – По-хорошему надо бы тебя наказать…

Но руки сами уже отрезали коту солидный кусок ветчины. Бейсик удовлетворенно заурчал и подхватил ветчину на лету, как собака. Надежда вздохнула и решила, что пора перестать думать о неприятном. Нужно заняться неотложными делами, скоро муж придет, а у нее суп не заправлен и второго нет. «Это безобразие, – немедленно осудила она себя, – муж так много работает, а сейчас весна, организм ослаблен, ему нужно полноценное питание. И витамины».

Усилием воли Надежда выбросила из головы ужасное происшествие и сосредоточилась на своих обязанностях жены и хозяйки.

На первое был суп с клецками, на второе – курица по-имеретински, тушенная с грецкими орехами, чесноком и мятой. Сан Саныч у себя днем суп не ел, говорил, что Надеждины супы вкуснее, чем в любом ресторане. Надежда так разошлась, что даже запекла на третье кислые яблоки с сахаром и корицей – все-таки какие-никакие витамины.

Она успела привести себя в порядок, вычесать кота и погладить пару пододеяльников, когда почувствовала, что больше так не может. Душу точил неприятный червячок. Да что там, огромная длинная змея поселилась у нее в душе. Подколодная гадюка шипела, что Надежда только притворяется порядочным человеком, а на самом деле она такая же, как все, черствая и равнодушная особа, которая думает только о еде и удовольствиях. Где ее совесть? Где гражданское мужество? Ведь на ее глазах произошло убийство, она даже знает, кто преступник, и молчит. А это равносильно соучастию в убийстве.

Перед глазами проходила картина: вот тело, завернутое в старый Раисин ковер, вот его везут в багажнике машины, а потом останавливаются ночью в пустынном месте и выбрасывают в глубокий овраг, склоны которого покрыты мертвой глинистой землей, а на дне протекает ручей с мутной водой. Никто никогда не спустится к этому ручью, никто не обнаружит убитую. А если и найдет случайно, побежит человек с того места без оглядки. Звери и насекомые рано или поздно сделают свое дело, и страшно подумать, что будет с телом девушки через несколько месяцев. Был человек – и нет. А ведь это женщина, молодая, красивая. Что с того, что неприветливая и не здоровается в лифте? За это не убивают.

«Но что я могу? – слабо возражала самой себе Надежда Николаевна. – Допустим, я пойду в полицию и расскажу там обо всем. Оставим в стороне вопрос, как долго я буду ждать, чтобы меня выслушали, как меня будут пинать и футболить по кабинетам и инстанциям. Ладно, допустим, я достучусь до нужного человека, и он даже найдет время, чтобы выслушать меня, и примет заявление. Что я ему скажу? Что видела убийство? Но ведь я фактически своими глазами ничего не видела, я только слышала. Этих двоих тоже в глаза не видела, девицу убитую представляю довольно смутно, даже имени ее не знаю. А самое главное: где тело? Увезли на машине? На какой? А я понятия не имею. И после такой, с позволения сказать, беседы будет хорошо, если меня не объявят ненормальной. В лучшем случае обругают и выгонят с позором».

«Хитриш-шь, – шипела змея, – дурой притворяеш-шься…»

«И то верно», – в смущении согласилась Надежда Николаевна. Имя потерпевшей можно выяснить у матери Раисы, она ведь сдавала девушке квартиру, стало быть, паспорт видела. Номер машины тоже не проблема, поскольку ее водитель имел несчастье въехать на газон, а стало быть, нажил непримиримого врага в лице Антонины Васильевны. И номер машины она непременно заметила и записала, не надеясь на память.

«Все это так, – вяло возражала она самой себе, – но не зря население смотрит столько полицейских сериалов. Теперь у нас и пятилетний ребенок знает, что, если нет заявления от родственников, полиция и смотреть в ту сторону не будет. Такой закон, ничего не попишешь».

Но человека-то убили. А вдруг у этой женщины остались дети?

И хотя Надежда Николаевна была почти уверена, что детей у девицы нет, не потому, что слишком молодая, а просто вид такой, бездетный, змея все грызла и грызла ее душу.

В конце концов она пришла к выводу, что надо посоветоваться с мужем. Такое решение далось ей нелегко.

Дело в том, что муж Надежды Николаевны Сан Саныч очень не одобрял интерес супруги ко всякого рода криминальным приключениям. Он говорил, что увлечение авантюрами и сомнительными загадками ни к чему хорошему не приведет. Но что делать, если Надежда буквально притягивала эти самые авантюры? Вроде бы все знакомые у нее – приличные люди, а вот нет-нет да и случится с ними какая-нибудь история. Надежда немедленно рвалась историю эту разгадывать, чтобы помочь человеку выпутаться из беды. «Даже когда об этом не очень-то просят», – ехидно добавлял Сан Саныч. Он, понятно, любил жену и беспокоился за нее, но некоторый сарказм был ему не чужд.