Дарья Донцова - Гнездо перелетного сфинкса

– Хочу вот мужу сюрприз устроить. Можете это напечатать?

– Вам сообщат, – буркнула нелюбезная дама.

Через месяц Полине позвонил мужчина с вопросом:

– У господина Амаретти еще есть рукописи?

– Да, – ответила Полина, – двадцать штук.

– Немедленно пусть все привезет, – потребовал незнакомец, – и паспорт прихватит.

Вот так Константин Сергеевич стал известным писателем, начал получать солидные гонорары, купил усадьбу, которая, по словам его матери Нины Леонидовны, некогда принадлежала ее предкам.

Госпожа Амаретти-старшая обожает рассказывать, как в тысяча девятьсот девятнадцатом году ее бабушку выгнали из родового поместья. С той поры и особняк, и сад, и хозпостройки пришли в негодность. В конце концов некогда красивая усадьба превратилась в руины. Когда Костя заговорил о приобретении загородного особняка, мать категорично заявила:

– Ты обязан купить место, где жили твои предки.

Полина только вздохнула. Ее свекровь постоянно говорила о прекрасных днях, проведенных вместе с бабушкой и дедушкой, о чае из самовара, о крепостных крестьянах, которые на Рождество и Пасху приходили в господский дом славить барина и барыню. Полина Николаевна никогда не спорила с матерью мужа, она прекрасно понимала: переубедить Нину Леонидовну невозможно. Если госпожа Амаретти заявит: «Солнце восходит на западе», – то весь мир может сколько угодно твердить про восток, Нина Леонидовна не изменит своего мнения.

Но когда пожилая дама, велев сыну вернуть родовое гнездо семье Амаретти, в очередной раз завела речь про крепостных рабов, Полина не выдержала:

– Нина Леонидовна! Вы родились в тысяча девятьсот сорок…

– Что? – перебила невестку дама. – Я появилась на свет в шестьдесят третьем!

Полина улыбнулась.

– Крепостное право в России отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом, а ваша бабушка скончалась в год окончания Великой Отечественной войны.

– И что? – грозно спросила свекровь.

Константин, который молча присутствовал при разговоре, наступил супруге на ногу, но Полина закусила удила.

– Хорошо. Если вы родились в тысяча девятьсот шестьдесят третьем, значит, крепостных в стране уже сто лет как не было. А ваша бабушка давно была в могиле. Невозможно пить чай с тем, кто умер до того, как ты на свет божий появилась!

Чтобы живописать скандал, который закатила госпожа Амаретти-старшая, надо обладать литературным даром великого греческого драматурга Софокла. Вот он мог найти подходящие слова. Итог выяснения отношений на повышенных тонах: усадьбу купили. Костя хотел нанять историка, который пороется в архиве, найдет какие-то материалы о барском доме, возможно, отыщет рисунки, чертежи. Но мать решительно отвергла эту идею, заявила:

– Я отлично все помню. У нас было три этажа! Тьма комнат! Слева башенка, три балкона, веранда! Сейчас нарисую!

Госпожа Амаретти-старшая схватила лист бумаги и начала энергично работать карандашом. Тут уместно упомянуть, что Нина Леонидовна когда-то закончила архитектурный институт, пару месяцев работала в каком-то НИИ. Чем там занималась мать, Константин не знал, но он часто слышал ее слова:

– Чтобы родить сына, я бросила любимое занятие, загубила свой невероятный талант!

Еще госпожа Амаретти рисует картины, она считает себя художницей, равной Рафаэлю.

Константин остановился и налил воды в свой фужер. Я терпеливо ждал, пока он доберется до сути вопроса.

– Я утомил вас рассказом о Нине Леонидовне? – предположил господин Амаретти.

– Нет, – ответил я, – чем больше подробностей сообщает человек, тем легче мне работать. Над буфетом висит одна из работ вашей матушки?

Константин Сергеевич повернул голову.

– О, да! Называется «Воспоминание пасхального яйца».

Я еще раз окинул взглядом полотно, на котором художница изобразила роскошный письменный стол, три книги, подсвечник, и спросил:

– А где яйцо?

Константин пожал плечами.

– Сам недоумеваю, но задавать вопросы автору опасно. Мама считает, что особняк построен по ее чертежам. Открою тайну: я нанял профессионального зодчего, но, чтобы избежать скандала, сохранил то число комнат, которые запланировала Нина. Мы справили новоселье несколько лет назад, но я до сих пор путаюсь в помещениях. Здание большое, более двух тысяч квадратных метров. Зачем нам такое? Я не хотел злить матушку. Хорошо понимаю: у нее сложный характер, она эгоистка с истерическими припадками доброты, может испытывать желание сделать кому-то что-то хорошее. У нее тьма подруг, с лучшей из них, Дюкой, Нина пребывает в вечном соревновании: у кого больше подписчиков в Инстаграме. Если я возведу скромный дом, и Нина, и ее окружение заклюют меня.

Я с трудом удержался от смеха. Я полагал, что Николетта существует в единственном экземпляре. Ан нет! Нина Леонидовна – клон моей маменьки. И, что совсем уж смешно, у госпожи Амаретти есть подружка Дюка, а у Николетты – Зюка.

– Ну а теперь причина, по которой я обратился к вам. Пару месяцев назад я получил письмо. В нем была всего одна фраза: «Пепел убитой Елены стучит тебе в сердце».

– Похоже, тот, кто отправил послание, читал книгу «Легенда об Уленшпигеле» [1] «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламе Гудзаке, их приключениях – забавных, отважных и достославных во Фландрии и иных странах». Сокращенно «Легенда об Уленшпигеле», 1867 г., автор бельгийский писатель Шарль де Костер. , только там чуть другое выражение: «Пепел Клааса стучит в мое сердце», – вспомнил я, – увы, вокруг слишком много шутников. Почему вас встревожила эта глупость?

– Да вначале я вообще не обратил внимания на идиотскую записку, – фыркнул Константин, – разорвал ее и выбросил.

– Погодите, речь идет не об электронной почте? – удивился я.

– Нет. Обычный конверт, марка, адрес, который напечатали, – объяснил хозяин, – я подумал, как и вы: в моем окружении есть идиот, любящий розыгрыши. Прошло некоторое время – новая депеша. Конверт другой, марка тоже, адрес напечатан, текст: «Елена скоро придет, ее поцелуй смертелен».

– Так, – протянул я, – интересно.

– Я опять выкинул послание, – продолжал Константин. – И наконец, новое сообщение: «Елена тут, встречай, она тебя к себе в могилу заберет».

Вот это мне уже не понравилось.

– Мало кто придет в восторг, если его будет преследовать не совсем нормальный человек, – заметил я. – И что было дальше?

Константин поморщился.

– У меня на тумбочке я нашел шарфик, шелковый, персиковый. Я отлично помнил, что вечером, ложась спать, никаких тряпок на ночном столике не видел. Откуда он взялся?

– Возможно, его забыла Полина Николаевна, – предположил я.

– Я спросил у жены, – сказал собеседник, – она изумилась: «У меня очень светлая кожа, поэтому я не ношу ничего пудрово-розового. И терпеть не могу все, что завязывается на шее, оно меня душит. Кроме того, от шарфа несет духами, которыми я никогда не пользовалась».