Вячеслав Белоусов - Охота за призраком

Охрану пришлось ждать долго. Начинало смеркаться. Подошли Камиев и Зябликов. Дополнительной информации не принесли: рыбаки молчали. Зябликов, сославшись на недомогание, отпросившись у Ковшова, уехал в район с тем, чтобы утром возвратиться. Квашнин успел переговорить по телефону с дежурной частью райотдела, выяснить обстановку; позвонил в город, где ему доложили, что работа по заданию проводится, но пока результатов нет. На простом языке оперативников это означало: отстань, деревенский, своих забот хватает. Камиев засобирался идти на розыски сторожа, но тот наконец-то появился сам.

– Не нашёл Дашку-то, Иваныч, – досадливо огорчил он Квашнина, – и дом закрыт, света нет. Собаки только рядом брешут. Пошёл навстречу, думал, она корову отправилась искать, да возвратился. Темно уже. Пост свой на вас, дурак старый, бросил. Ругаете небось меня.

Квашнин молча созерцал пустую улицу деревни, на которой нет-нет, да появлялись толстобрюхие животные, с бестолковым видом бредущие домой. Не зная, как себя вести, страж опять поискал глаза милиционера, но тот прятал их под козырьком фуражки.

– А с чего ты взял, Иваныч, что Тихон вернулся? Не видел его никто. Я пока шёл, поспрашивал народ.

Квашнин, не удостоив его ответом, повернулся к Камиеву и Ковшову:

– Ну что, мужики, и нам почивать пора. День был долгий. Что скажешь, Данила Павлович?

– Пора, – буркнул Ковшов, явно имевший по этому предложению другое мнение.

Нерационально, а главное, почти безрезультатно отработан день. Ничего не удалось выяснить. Не блеснула ни одна мало-мальски разумная версия. Никаких следов. Даже неизвестно, что произошло? Где именно произошло? Туннель, по которому он пробирался с трудом и на ощупь, впереди беспросветен. Малейшие слухи, обнадёжившие было после предположений Маткова о странном возвращении из города бригадира рыбаков, и те, не разгоревшись, только что погасли.

– Ну, майор, выкладывай, куда нас намереваешься устроить на ночлег, – корыстным взглядом одарил Квашнин Камиева, – выказывай своё гостеприимство. Мы с Данилой Павловичем доступны. А у меня, без вранья, живот к рёбрам прирос от голодухи. За весь день во рту одна болтовня.

– Я вас, дорогие друзья, в моём самом замечательном схране размещу, – обстоятельный Камиев повёл Ковшова и Квашнина по остывающим деревенским улочкам. – Лучшего угла не пожелаете. Как в столице, Данила Павлович! Сущий «Англетер»!

– Ты, майор, когда там успел побывать? – недоумённо воскликнул Ковшов. – Ишь, куда занесло.

– Сынишка в школе учил уроки, а я слышал.

– Ну-ну. Поглядим на твою гостиницу, – без энтузиазма отреагировал Квашнин, – я тут на всякий случай тоже побеспокоился.

Капитан потряс свёртком, который всё это время не выпускал из рук:

– На вас, товарищ майор, надеялся, а сам не оплошал.

– Этим ты зря запасся, Пётр Иванович, куда идём, там этому давно беспощадная война объявлена. Дед Упырь зелья не признаёт, окромя целебного настоя трав.

– Вот те на! Он нас в монастырь женский определить собрался, Данила Павлович! И что это за Упырь непьющий?

– Уймись, Пётр Иванович. Упырь у нас вместо отшельника давно.

Они стояли перед утопающим в цветах и фруктовых деревьях добротным домом. Правление по сравнению с ним выглядело хибаркой того старче из сказки, который безропотно бегал к золотой рыбке по велению своей вздорной старухи.

– Вот тебе и Упырь! – не удержался Квашнин от восторга. – Какой дом отгрохал! И место чудесное.

– С местом не повезло, ты посмотри повнимательнее, капитан, – Камиев махнул на задние дворы.

Неприметные сразу за деревьями сада здесь, за домом, на открытой местности, ещё в не накрывшей деревню вечерней темноте на фоне тёмно-синего небосклона виднелись кресты кладбища.

– Что это у вас хоронят посреди деревни? – удивился Квашнин. – Да, соседство не из приятных…

– Кому понравится, – согласился Камиев, – а куда деваться? Захоронение образовалось, когда деревня с гулькин нос была. Считай с тридцатых годов. А потом они росли вместе, друг с другом. Вот и сравнялись. Пузырёву это место досталось. Но он, молодой был, бед не знал, не горевал.

– Пузырёв? Это кто же такой? Прямо не раскулаченный буржуй!

– А ты вспомни, Пётр Иванович, – напряг Квашнина майор, открывая незапертую калитку в палисадник, – не должен ты забыть семью Пузырёва.

– Толстяк с женой и девочкой? Девочка у него за весь район пела на концертах? – хлопнул себя по лбу Квашнин. – Талантливая девчушка. Помню, помню. Деньги у него водились. Крутился он из села в город постоянно. С председателем колхоза что-то они не поладили. Свои права ему качал.

– Пузырь к Деньгову ещё пацаном после института в главные специалисты пытался устроиться. Сам он городской. Вот и не прижился. Не нашли общее взаимопонимание, а потом совсем разодрались. Съел его Полиэфт Кондратьевич. Почти выгнал совсем. Но в области Пузыря поддержали: молодой специалист, да и родственники влиятельные нашлись. Он этот дом с их помощью построил, а пожить не пришлось, с ребёнком плохо стало. Жена у него слабенькая, всё болела. А когда забеременела вторым и родила в больнице с большим трудом девочку, совсем на тот свет засобиралась. Из больницы не вылезала. И ребёнок с ней, туда же. Пузырь по городским врачам побегал, все ноги отбил. Никто не берётся недуг лечить. Вот тогда и появился наш дед Упырь. Как его нашёл Пузырь, никому не ведомо. Дед-то давно в деревне куковал. Скромно жил. Травы собирал, ягоды; старушек, мальцов лечил. На ноги ставил. Ну и заработал славу знахаря – не знахаря, вроде что-то лекаря-отшельника. Наш врач больницы гонял его, ругал последними словами. Как начнёт лекции читать народу в клубе перед кино вечером, так тот у него прямо враг номер один…

– Сущий Лаврентий Палыч, – вставил само собой Квашнин.

– Чего-чего?

– Был один такой, враг народа.

– В деревне Упыря знали, как бывшего рыбака, но это давно было, после этого он отошёл от всех дел, на людях не мелькал, забывать его стали, – не обратил на подсказку внимания Камиев. – Это потом уже снова зауважали, когда чудо сотворил.

– Вылечил всё-таки больную? – не удержался от восхищения Ковшов.

– Вылечил так, словно вновь народилась! – в голосе Камиева звучал искренний восторг. – Обеих на ноги поставил! Пузырь после этого не знал, как его благодарить. А Упырь, – ничего не надо, я здоровьем не торгую. Чудной он какой-то. Не от мира. Говорят, в Бога верует. Но у нас церкви нет, была старая, чуть не сгорела ещё в революцию. Слышал, жгли тогда? Сейчас там барахло разное колхоз бережёт, ненужное свозят.

– А что Пузырь-то? – подтолкнул Камиева капитан.

– Пузырь правильно поступил. Молодец! – Камиев подошёл к окну, легко постучал по стеклу. – Отдал весь дом деду. Всё, как положено, бумаги дарственные оформил, хотя тот не соглашался. Живи, говорит, здесь. А сам девчат взял и в город укатил. Деньгов всё равно ему бы здесь жить не дал, да и девочку надо пристраивать к делу. Талант у неё. Голос как у Зыкиной, хотя сама и тощая, как скелет. Но вырастет. В отца, не в мать пошла. А Пузырь, он!.. Ты, помнишь, Иваныч, Пузыря?