Антон Фридлянд - Сталинбург

— Не смотреть! Опустить головы! — завопили люди в форме, возникшие между рядами.

Отец Лаврентий присоединился к ним — вскочив с сидения, он орал на окружающих:

— Не смотреть, пидорасы! Опустить на хуй головы!

Он бы побежал прямо по головам, заставляя их пригнуться, если бы не цепь, удерживавшая его на месте. Что касается Матвея, то он не спешил опустить голову вниз — ему хотелось досмотреть это видео до конца.

— Ах ты хуйло! Не слышишь, что говорят?! — с этими словами отец Лаврентий, схватив его за загривок, все же заставил пригнуться.

Когда это случилось, Мэт заметил небольшой ключик, блеснувший возле его ботинка. Не разгибаясь, он завладел находкой и в следующую же секунду, освободившись от оков, вскочил на ноги.

— Сидеть, долбоеб! — гаркнул на него отец Лаврентий, но в следующую же секунду получил мощный удар в харю, отчего покачнулся, затем второй удар, ногой по яйцам, и поп повалился между сидениями.

Перепрыгнув через святого отца, режиссер драпанул к выходу с трибун.

— Схватить! Не пускать! — хрипел ему вслед священник.

На этот призыв откликнулись двое офицеров, которые преградили Мэту дорогу. Один из них даже выхватил пистолет из кобуры, но, если бы он открыл стрельбу на переполненных трибунах, число жертв как минимум сравнялось бы с количеством выпущенных пуль. Совершив стремительный разворот, Матвей бросился в обратную сторону. Перескакивая через опущенные головы, он добрался до скрючившегося отца Лаврентия и не удержался от того, чтобы еще раз двинуть его ногой в прыжке. Спустя несколько секунд он уже был у противоположного спуска с трибуны, но в конце ряда маячил рыжеволосый солдатик. Режиссер приготовился к атаке, однако юнец вдруг, отступая в сторону, негромко, но отчетливо произнес:

— Я от Паши Вильзона.

Матвей хотел бы заключить солдатика в объятия, но на это сейчас не было времени. Он устремился за ним — вниз, к выходу с трибун. Но на уровне пятого ряда им преградил дорогу толстомордый священник в рясе с погонами, с нагайкой в руке.

— Придется прыгать, — бросил солдатик Мэту и тут же сиганул через ограждение.

Режиссеру пришлось последовать за ним, но прыжок с высоты второго этажа не прошел бесследно — он вывихнул ногу. Не обращая внимания на стоны вперемешку с матерщиной, исторгаемые Матвеем, солдатик, в котором Пашка без труда узнал бы своего знакомого беспризорника, затащил спутника под трибуну, где за парчовой завесой скрывался ведущий под землю люк.

Тоннель под площадью был до того узок, что двое мужчин, идущих плечом к плечу, едва умещались в нем. Их путь озаряли мерцающие лампы, освещающие проход мертвенно холодным светом. Затем и лампы пропали — тогда солдат достал из кармана фонарик, луч которого заплясал по влажным стенам.

Левая нога Матвея стреляла адской болью, а когда он ступал на нее, боль усиливалась, заставляя его громко стонать. Провожатому приходилось буквально тащить его на себе, что сильно замедляло их. Хотя звуков погони они не слышали, солдатик заметно нервничал.

— Нужно быстрее, быстрее! — все время повторял он. — Нас уже ждут!

— Ковыляю как могу, — ворчал в ответ Матвей. — Куда мы вообще идем?

Солдатик не отвечал, лишь пыхтел, влача свою ношу по подземелью.

— Почти добрались! — с облегчением выдохнул он, когда проход закончился тупиком.

Пятно света озарило привинченную к стене табличку с текстом «Не влезай — убьет!», на которой вместо черепа с костями был изображен Святой Лев с маузером в одной руке и скрижалью в другой. Прильнув к скрижали, солдатик стал быстро нажимать на отдельные буквы. Набирает код — понял Мэт. И действительно, в следующее мгновение табличка отъехала в сторону, а за ней оказалась массивная рукоять, потянув которую спутник Матвея открыл люк над их головами.

Сверху к Матвею протянулись чьи-то руки, солдатик подтолкнул его снизу, и режиссер выбрался наверх, но оказался не на площади, а в каком-то сумрачном помещении. Усыпальница Двуглава — узнал он. Трое людей, окруживших его, не скрывали своей радости. Это были Пашка, Баррикада и третий — бородатый еврей в широкополой шляпе, должно быть, реб Лейб. Следом за Матвеем из люка вынырнул солдатик.

Мэт и Пашка обнялись. Им нужно было так много рассказать друг другу, но не сейчас, не сейчас. Затем в объятия к Матвею бросилась Баррикада, и их губы встретились в поцелуе.

— Времени очень мало, — произнес раввин. — Эвакуация — через несколько минут.

— Баррикада отправится с нами? — с надеждой в голосе спросил его Матвей.

— Я могу эвакуировать только двоих, — вздохнул тот и отошел в сторону, туда, где в полумраке возлежали два забальзамированных трупа.

— Все равно я не могу, — подала голос Баррикада. — Здесь моя семья, друзья, работа… А там… Я даже не знаю, что меня там ждет.

— В любом случае там лучше, чем здесь! — воскликнул Матвей. — Там ты будешь свободна… Ты будешь со мной.

В это мгновение двери усыпальницы с лязгом содрогнулись — кто-то пробивался к ним снаружи. Только теперь Матвей заметил, что изнутри двери запечатаны синей изолентой, наклеенной в виде шестиконечной звезды. От удара один из углов отклеился, и солдат бросился к дверям, чтобы закрепить его.

— Нужно спешить! — крикнул реб Лейб, возившийся в это время с шапкой Мономаха.

Он уже открепил провода, тянувшиеся к ней от стеклянных гробов и отбросил шапку в сторону. Теперь он подключал провода к двум дискам, поблескивавшим в его руках золотистым светом — с дисков свисали тонкие кожаные ремешки.

— Вы должны закрепить эти штуки на головах, так, чтобы они находились за затылком, — скороговоркой протараторил раввин. — Все случится, когда я произнесу заклинание. Давайте, прямо сейчас!

— Скорей! — Пашка дернул режиссера за рукав.

— Я рада, что мы повстречались… — прошептала Баррикада. — Никогда не забуду тебя!

— К черту все! — выпалил Матвей неожиданно для себя самого. — Я никуда не еду!

— Что за херня? — вырвалось у Пашки. — Ты что, с ума сошел?

— Иди один, — уверенно ответил Мэт. — Я остаюсь.

— Они же тебя здесь сгнобят!

— Это мы еще посмотрим, кто кого.

— Твою мать! — простонал парнишка.

Удары в дверь с каждым разом становились все сильнее и настойчивее. Скоро она слетит с петель — это понимали все.

— Я начинаю! — крикнул раввин.

Пашке ничего не оставалось, кроме как нацепить на себя золотистый диск с проводами, из-за чего он стал похож на какого-то инопланетного святого.

— Ни пуха, дружище! — Матвей обнял его на прощанье. — Спасибо тебе за все!

— К черту, — выдохнул Пашка.

Раздался удар такой силы, что вся усыпальница задрожала, и казалось, даже мумии заворочались. Баррикада прильнула к Матвею, а реб Лейб, заняв позицию между двумя гробами, возложил руки на стекло, поверх голов покойников.