Григорий Свирский - Ленинский тупик

Ермаков вначале оторопело таращился на Огнежку. Затем, пригнувшись к столу, принялся выдвигать один за другим ящики, шарить в них, развязывать папки. Наконец нашел, что искал. Протянул Огнежке два листика бумаги, соединенных скрепкой.

Это была докладная Ермакова в исполком городского Совета «О снижении себестоимости строительства». Ермаков просил разрешить ему в виде опыта половину сверхплановой экономии треста распределять каждый месяц среди рабочих.

Огнежка недоверчиво взглянула на дату. Пощупала двумя пальцами бумагу, которая уже начала сереть, жухнуть по краям. Судя по дате, бумага ушла вскоре после памятного ей профсоюзного собрания. Огнежка скорее выдохнула, чем произнесла:

— Не разрешили?

— Разрешили… дать нам на эту сумму дом.

— Какой дом?

— Наш дом на Ленинском проспекте. Тот, в котором живут Староверовы, Гуща и другие.

Огнежка всплеснула руками:.

— Так как же вы могли промолчать о том, что дом на Ленинском проспекте нам дали за экономию?! Об этом должен был узнать каждый рабочий.

Ермаков повел шеей, точно что-то мешало ему дышать.

Так ведь дом, дали. А потом отбирали. Тут уж не до деклараций… Только сейчас до Огнежки дошел по-настоящему смысл ермаковской докладной. Она тяжело опустилась на стул, оглушенная своими словами. Что она наплела?!

Бог мой, каким жалким самомнением надо обладать, чтобы Ермакову… Ермакову!..

Ермаков наклонился к ней, спрашивал о чем-то. Огнежка слышала, встревоженный, участливый бас и словно бы не слышала его.

Что она наплела? Что она наплела?!

Наутро Огнежку разбудил телефонный звонок. В трубке ревело так, что Огнежка отстранила ее от уха. Ермаков?! Что?! Прийти?.. Что стряслось?!

Огнежка застала Ермакова взъерошенным, осунувшимся. Похоже, не спал ночь.

— Огнежка, Зот требует, чтобы «Правду» сдали через две недели. А там еще конь не валялся…

Через две недели?!. Это было непостижимо. Только что закончилось совещание в Главмосстрое, где Зот Иванович Инякин задержал давний староверовский проект большого потока: вначале тянуть дороги, затем, на готовых дорогах, ставить дома. С такого конвейера можно будет «снимать» около трехсот домов в год. В три раза больше, чем ныне.

И от него же, Зота Инякина?!

Зота Инякина больше всего интересовало, откуда спущена директива, Почему прошла мимо него? Ускорить застройку в три раза! Они что, все все с ума сошли?! В три раза — при том же фонде зарплаты? Техники? И вначале тянуть постоянные дороги?.. Откуда спущена?! Наконец ему удалось спросить об этом Ермакова.

Ермаков в ответ как бы беспомощно развел руками: де, не я, клянусь, не я прислал.

— Кто же? — голос Зота Инякина прозвучал нервно. — Обком?

Ермаков отрицательно, качнул головой.

— Госплан? — Зот Иванович начал привставать со стула.

Ермаков снова мотнул головой.

— Решение Совета Министров? — Круглое лицо Зота Ивановича вытягивалось. — Цека?!

Ермаков помедлил, затем бросил как как бы вскользь: — ОТ СТАРОВЕРОВА. Не знаете его?

Огнежка от удовольствия даже прихлопнула в ладоши. Находчив Ермаков, этого от него не отнять.

— Пора бы и знать! Лупоглазый такой парень. Тихон, брат ваш, в его бригаде..

Голову Зота Ивановича повело в сторону, как от тика. Он уже не говорил, кричал:

— В три раза! Не к концу семилетки. А назавтра?

Неофициально, наедине с Ермаковым — Огнежка узнала об этом позднее, — он выразился более определенно: — Через мой труп..

В самом деле, было от чего новому министру прийти в неистовство. Все реорганизации, все сокращения и перетряски остались позади. Гламосстрой из года в год выполняет план. Портреты строителей Заречья во всех газетах. И вдруг… нечто лупоглазое, замызганный ватник. Его удел — пить. Забивать «козла» до одури… И от его-то имени во всеуслышанье: миллионы народных денег по вине Инякина летят на ветер?!.

Ермаковские интриги! Попытка затеять склоку… — Зот Иванович позднее, на пленуме ЦК партии, защищался с решимостью отчаяния, а давно известно, ничего нет на свете коварнее отчаяния сохранить свои привилегии.

И вдруг, какой оборотень! От него же документ, от ненавистного Зотушки, «Правду» через две недели! К чему такая спешка? Тем более, строить вовсе не главное здание редакции, главное штурмом возвели еще при Сталине, а теперь высотку неподалеку, срочно — для жилья «правдистов», что ли? Строить быстрее… в пять раз!

Очередная показуха?!

— Показуха, Огнежка, показуха! Хрущев прилетает из заграничного вояжа через две недели. Уезжал — забор был, котлован огораживал. Прилетит — громадина высится. Двенадцать этажей..

Чистая показуха, Огнежка! Да и страх! Сколько стояли. То потолочных панелей нет, то еще чего. Простой на простое. А кто виноват? Хрущ заматерел. Кукурузу даже в Архагельскую область затолкал. Ладно хоть не на полюс… Голову снимет запросто… И тут уря-уря! Всю дорогу так… «Без туфты и аммонала не построишь канала», — ведь это еще с концлагерей пошло. С Беломорканала.

Огнежка присела на край стула. — Написали протест?

— И писал, и звонил. Наверху, в строительном отделе, ощетинились, как кабаны. Там с Зотом поют дуэтом. Неизвестно еще, кто первый сказал «э». Зот или кто-либо из хрущевских секретарей.

На самом деле, Ермаков не только писал и звонил секретарям ЦК. Попросил давно и хорошо знакомую ему Екатерину Фурцову немедленно принять его, и там обстоятельно разъяснил, с глазу на глаз, что такая стремительность укладки нереальна. Не кладка, а авантюра!.. На что Екатерина 27-я бис, как иногда называл ее Шура Староверов, изнемогавший от «бесконечных гостей», поджала губы в жесткой складке, и — с напором: «Считайте это нашей партийной установкой» На такие слова члены большевистской партии, как известно, не возражают. Тем более новый Член Политбюро ЦК их произнесла. Выше власти в СССР нет…

Но об этом Ермак беспартийной Огнежке даже не упомянул. На лица не переходил. Выразился, можно сказать, афористично…:

— Там ныне такой дух. Все хрущевский зад лижут. Хоть святых выноси…

Да вы и сами видите. Объяви Хрущ завтра себя русским самодержцем, свита бы изобразила неписанный восторг. Мол, давно пора прекратить дорогостоящие игры в выборы! Есть русский царь, и — дело с концом!

— Что за чушь? Зачем им царь?!

— Царь им и на черта не нужОн. Свита жаждет править вечно! Ее вечная мечта — НЕСМЕНЯЕМОСТЬ.

Сергей Сергеевич, извините за повтор, завершить все двенадцать этажей только-только за две недели невозможно. Как прораб вам говорю…

Ермаков подпер небритую щеку рукой, словно у него зубы болели.

— В том то и ужас, Огнежка, что возможно….Все возможно. «Нет таких крепостей, которые большевики… и прочее ля-ля-ля». Если колонны каркаса не приваривать по инструкции — кругом, а прихватывать сваркой… на четыре точки. Временно. Колонну на колонну водрузил, прихватил — на четыре точки. На нее — следующую. Снова — на четыре точки. А доделать позже.