Евгений Щепетнов - Монах. Путь к цели

В церкви горел огонек, видимый сквозь маленькое украшенное цветными стеклами окошко. «Отец Никодим там», – догадался Андрей. Как он выяснил у Нерты, тот и жил при церкви, в пристройке, соединенной с храмом длинным коридором.

Андрей подошел к узорчатой металлической двери и постучал в нее кулаком. Удары гулко отозвались внутри пустого помещения, но долго никто к двери не подходил. Но Андрей не отступал – он бил, бил, бил в дверь вначале кулаками, потом начал долбить ногами так, что дверь вибрировала и звенела, как колокол. Наконец послышался слегка надтреснутый мужской голос:

– Да иду я, иду! Не дадут почитать молитвы в тишине! Долбят и долбят, долбят и долбят!

Дверь скрипнула, завизжала петлями и открылась.

Отец Никодим с трудом стоял на ногах, качаясь и держась за дверь, как за спасательный круг. Было ясно, что если он сейчас ее отпустит – свалится и уснет. Волосы и борода, всклокоченные и как будто вывалянные в соломе, давали понять, что их хозяин пребывал в очень глубокой молитве, но только не Богу, а зеленому змию.

– Ну и чего? Помирает кто-то, что ли? Или поженить кого? Я немного приболел, езжайте в Шустовку, это тридцать верст отсюда, там отец Зарик вас обслужит. А я не могу, не могу… – Настоятель покачнулся и упал бы, если бы Андрей его не поддержал.

Он подхватил отца Никодима, легко, как мешок картошки, бросил его на плечо и, прикрыв дверь, пошел в глубь церкви. Настоятель что-то бормотал, размахивал руками, а потом обвис, словно смирившись со своей участью.

Андрей пересек церковь, миновал длинный грязный коридор и, выйдя в жилую часть, оказался в большой гостиной – неприбранной, пыльной, со столом посредине, на котором стояли пустые и початые бутылки вина. Он осмотрелся и заметил кушетку возле стены. Никодим уже уснул на плече «похитителя» и храпел, как артель грузчиков.

Андрей бросил его на кушетку, поп только хрюкнул, но не проснулся. Андрей подошел к столу, с отвращением понюхал бутылку – пахло какой-то брагой, похоже, Никодим пил все, что пьется, без разбору, – и уселся на стул, предварительно потрогав его пальцем на предмет пыли и чего-нибудь похуже. Что делать дальше? Разговаривать с пьяндалыгой было бесполезно, да и просто невозможно – все равно как разговаривать с бревном.

– Ну что будем делать? – спросила Шанти, выглядывая из кармана и принюхиваясь. – Может, голову ему оторвем? А что – бесполезный скот. Как такой скот может научить вере? Чему он вообще может научить? Такие священники ничем не лучше исчадий, согласись.

– Соглашусь, – угрюмо кивнул Андрей. – От таких вред не меньший, чем от исчадий. Что делать, спрашиваешь? А вот сейчас попробуем его поднять…

Он подошел к храпящему Никодиму, сел рядом на кушетку и, протянув руки, сосредоточился на ауре священника, которую решил привести в полное соответствие со стандартом – аурой здорового человека. В ауре Никодима мелькали красные, багровые тона – организм воспринимал алкогольное опьянение как отравление, притом тяжелое, а кроме того, у Никодима имелся целый букет болячек – цирроз печени, язва желудка и еще много мелких болезней, которыми был просто нашпигован организм настоятеля. Это и немудрено – хотя тому было максимум пятьдесят лет, выглядел он на все семьдесят, алкоголь еще никого не делал моложе и здоровее.

Первым делом – багровые сполохи из ауры. Андрея передернуло, когда он всосал в свою ауру этот алкогольно-циррозный мрак. Аура очистилась, но не полностью. Она была какой-то зеленоватой. Андрей усмехнулся – от зеленого змия? А почему нет? Возможно, что организм так показывает предрасположенность к алкоголю. И если убрать этот зеленоватый оттенок, может, тогда человек вообще излечится от алкогольной зависимости?

Андрей стал очищать ауру, насыщая ее желтым цветом и все время внушая: «Не пить спиртное! Все вино, вся водка, все, что приносит опьянение, тебе противно, тебя вырвет от этого! Ты будешь блевать вином, если оно попадет тебе в рот!» Фактически Андрей кодировал настоятеля от алкоголизма, как это делали на Земле.

Через полчаса аура священника сияла ровным желтым светом, была гораздо насыщеннее и ярче, чем до лечения, а Андрей слегка устал. Конечно, это не «черную смерть» убирать, но тоже нелегко. Лечение всегда дается трудно, это загубить организм легко.

Никодим продолжал спать, но уже не алкогольным тяжелым сном, а вполне обычным, чистым сном уставшего человека. Да, он устал – его организм тоже потрудился, перестраивая себя по установкам, заданным Андреем. Священник даже слегка похудел, кожа его разгладилась, и теперь он выглядел моложе своих пятидесяти лет.

Андрей вздохнул и похлопал настоятеля по щекам. Голова того мотнулась из стороны в сторону, и Никодим встрепенулся, вскочил на ноги и, не понимая, что происходит, сел на краю своей лежанки.

– Кто?! Что?! Ты кто такой? – Его глаза сфокусировались на лице незнакомца. Тот сидел спокойно, расслабившись, положив ногу на ногу.

– Я – Андрей.

– А как ты тут оказался? Зачем ты тут? – Лицо отца Никодима, обрамленное всклокоченной бородой, выражало полное ошеломление – просыпаешься, ничего не подозреваешь плохого и вдруг видишь перед собой непонятного человека, расположившегося как у себя дома.

– Зачем я тут? Хочу вот узнать, как ты дошел до такой жизни. И когда перестал верить в Бога. И почему ты, неверующий, ничтожный человечишка, учишь других вере, сам не веря. Расскажешь мне?

– Ты что говоришь, богохульник?! Как ты смеешь?..

Хлесткая пощечина – голова настоятеля метнулась в сторону, еще удар, еще… Никодим закрыл лицо руками и испуганно закричал:

– Не надо! Не надо! Что ты хочешь? Денег? Я отдам тебе деньги! Возьми, вон там лежат, в столе! И уходи, исчадие! Не трогай меня!

– Исчадие, говоришь? А мне кажется, ты исчадие. Ты хуже исчадия. Те хоть не скрывают, что они подонки и негодяи, а ты заперся в своей келье и пьешь, а на людях изображаешь благочестие и боголюбие! Тварь ты. И вот думаю я: а не свернуть ли тебе башку? Как твоему помощнику, старосте.

«Шанти, что он чувствует?» – «Боится и возмущен».

– Не упоминай исчадий! Я верую в Господа нашего! А то, что пью… ну да, пью. Пью, потому что ничего не могу сделать, потому что люди, сколько им ни преподноси истины – не убий, не укради, не прелюбодействуй, – все равно убивают, воруют, творят зло. Когда я закончил духовное училище, если бы ты знал, как я верил! Как я хотел нести свет Божественного слова людям, верил, что это что-то изменит. Что от моих проповедей люди будут светлее, чище. И что я вижу? Твари лесные чище людей. Праведнее.

– А почему ты не удивился, когда я сказал, что твоему помощнику свернул голову?

– Это должно было случиться, и давно. Это еще одна причина того, что я пил. Думаешь, не вижу? Думаешь, не знаю, что храм Божий превратился в контору по зарабатыванию денег, что прихожане ходят в него только для того, чтобы не выглядеть неправильными в глазах соседей, или потому, что запуганы старостой? Все вижу. Но сделать ничего не могу… – Священник опустошенно уронил руки на колени и замер, уткнувшись глазами в пол, как будто боясь встретиться взглядом с обвинителем.