Елена Кузнецова - Антракт

Надо накладывать грим. Странно... Что скрывает грим? Возраст? ( в зал ) Здесь все свои! Чужих больше не будет. Вы знаете столько мне лет... Что еще мне скрыть от вас - морщины, цвет кожи? Да при таком освещении...

Взрыв хохота по трансляции. Он резко встал, выключил радио, походил, потом передумал и снова включил - уже песенку. Сел в кресло-качалку.

Годы идут. С каждым днем все труднее спешить... Странно, мы смеялись, что когда-то останутся те, кто помнит запах еды?... Старый анекдот... Скоро таких совсем не останется. Вон ее сколько - еды... Красивой, пахучей, вкусной, разной... Только... кое-кому уже жевать нечем, а иным - и нельзя...

Это, как Париж. В Париж нужно ездить в 17 лет. Когда молодость. Романтика. Мечты. Любовь...

Или шуба... Ее надо дарить дочери или невесте, а не жене - к пенсии. У нас раньше никак не получалось. А как бы вы смотрелись - милые наши, любимые. В дорогих мехах, настоящих украшениях, изысканном белье. И обувь. Если бы наши женщины носили удобную обувь с самого детства, у них бы не болели ноги, не было бы вздувшихся вен, распухших шишек, уродливых походок...

Они бы порхали на высоких каблучках… В тонких до... ( показывает на бедро ) чулочках... Дальше ( показывает ) вот такой вырез... Гладкая белая ухоженная кожа... красные губки... глаза... И никакой тоски!

Решительно встает. Раскачивает кресло-качалку.

Давайте никогда больше не станем покупать сани летом! Совсем не обязательно, что зимой они нам понравятся. Надо дать себе обещание - жить по сезону! Гори оно все, а я живу по сезону! И баста!

Останавливает кресло.

Теперь у меня сезон... памяти.

Подходит к гримировальному столику, берет фотографии, перебирает их.

Если бы вы знали, как тяжело в общей игре остаться одному. Игра должна продолжаться. Надо приспосабливаться. Такова жизнь. ( в зал )

Помните? Сначала страсть - потом привычка! Только что было приятно - и вот уже внуки сидят на шее. Обычная жизнь.

Выходит на авансцену. Медленно расхаживает вперед-назад.

Есть вечные дела, которые существовали всегда. Они были до и будут после . Всегда так было: кто-то должен вырастить урожай, собрать его, сохранить. Человек привык ходить в одежде, значит, ее надо сшить. Мы не можем без еды, оттого умеющие стряпать, никогда не переведутся. Обязательно найдется тот, кто доставит нас из одного места в другое. А еще научит чему-нибудь полезному, ублажит глаз и ухо, станет врачевать тело и душу, рассмешит...

Счастье заниматься вечными человеческими делами! Любить, рожать, воспитывать, передавать свой опыт, развлекать...

С каждым новым веком одни профессии умирают, а им на смену приходят новые. Мы уже не встретим фонарщиков и трубочистов... А жаль. Они так украшали... Теперь наши улицы полны специальной техники... ( подражает бодренькому голосу ) “Почувствуйте разницу”, - как орет реклама...

Память - она глупая, а душа - щедрая. У нее на все сил хватит.

Мы уже не собираемся на кухне за сковородкой жареной на сале картошки и бутылкой водки. Увы... Язвы. Гастриты, циститы и избыточный холестерин...

А какое это было счастье... Водка была одна. Картошка скрюченная с глазками... Теперь раздолье - пей не хочу... Не могу... Но хочу. Захожу в магазин - хочу, хоть плачь! Некоторые и плачут... Сочувствую... товарищи... Господам не сочувствую, а товарищам - мое нижайшее...

По трансляции громкий голос поет о любви.

Он возвращается к гримировальному столику. Складывает фотографии в конверт. Перебирает на журнальном столике газеты и журналы.

Сегодня в России замечательное время. 300 лет назад во время французской революции, со всей ее смутой, кровью и бонапартами... – как страшно было, но все равно закончилось и устаканилось.

А те круги, что разошлись от этой революции, добрались, наконец, до нас. И удивляться тут нечему. Я вот соединил большой и указательный пальцы ( соединяет и показывает залу ) – вот вам и вся Франция. Это еще у меня пальцы короткие. А как длинные – и Европа влезет. Может, только сапог итальянский да фьорды норвежские выскользнут. А так – все в дырочке - куда им до России, ладони не хватит...

Были бы мы маленькими – наш Наполеон тоже бы в 1812 году задницу от мороза бы прятал. Нынче в парламенте обсуждали бы вопрос о купировании ушей бойцовских собак. Не чем больше было бы заниматься. А то решали бы, сколько принимать в год эмигрантов - 10 или 11 человек? И решили бы - 10 - с перевесом в один голос. Нужна нам такая цивилизация?

Все дело в масштабах. Если 1 к 1000000, то можно торговать глобусом Украины на экспорт. Нам ведь за идею ничего не жалко. Даже смысла.

Шелестит газетами, раскрывает какую-то статью в глянцевом журнале.

Потрясающее время.

Уникальное.

Дух захватывает!

Деятельный, предприимчивый человек за короткое время может сделать феерическую карьеру. Непонятно, из кого они получились, эти новые таланты. Новые русские. Но они есть. Времена такие. Люди понадобились, и они взошли, словно на дрожжах.

Нужны кидалы? Тотчас стеной берут тебя в кольцо.

Возникла потребность в банкирах? Вся страна судачит про трудную и опасную жизнь несчастных олигархов.

Государство нуждается в управленцах? Так мгновенно налицо перепроизводство кризисных менеджеров… У нас ( в зал ) кризис, у нас нет зарплаты... зато как они руководят страной! Из последних жил за нас болезных стараются... Поглядишь, как они надрываются - никаких спецпайков не жалко...

Как были слуги народа, так и остались, только служить не хотят - гордые очень... Работа у них такая - трудная и опасная... для нас... “Мы, - говорят, - за место не держимся.” Только попробуй их сковырни!

По трансляции резкие завывания под жесткий ритм. Он кивает головой на звук.

Про секс символы и звезды шоу-бизнеса. .. (махнул рукой ) молчу – вон все небо в следах от этих алмазов...

В сердцах швырнул журнал на столик.

Нам тоже надо бы не тушеваться. Подтянуть животы... - в смысле соблюдать фигуру, прекратить ныть и оборачиваться на цивилизацию. А то можно подумать - они белые, мы - негры. А мы не негры! Мы - россияне! И Достоевский, и Толстой, и Чехов на нашем языке болтали. И такое болтали!.. Пусть они со всей своей цивилизацией попробует переболтать! А мы посмотрим!

Подходит к вешалке, снимает галстук-бабочку, надевает его и смотрится в зеркало.

Каждому дано почувствовать себя человеком. Надо только распрямиться. И перестать хныкать. А что прошло – то прошло. Тому поклон и память.

История любит определенность.

Чтобы маленькому человеку перестали напоминать, из какого дерьма он родом.

Чтобы вместо глотка свободы не пить денатурат.

Чтобы нашим всенародно избранным можно было спокойно на пенсии пасьянсы раскладывать.