Анна Яблонская - Язычники

МАРИНА — 40 лет, жена Олега

ОЛЕГ — 40 лет, муж Марины.

КРИСТИНА — 18 лет, дочь Марины и Олега.

НАТАЛЬЯ — Наталья Степановна, 60 лет, мать Олега, свекровь Марины.

БОЦМАН — Николай, 60 лет, сосед Марины и Олега.

СВЯЩЕННИК — отец Владимир, 40 лет.

УЧИТЕЛЬ — университетский преподаватель Кристины, 30 лет.

ДОКТОР — врач в больнице скорой помощи, 40 лет.

БОМЖ — бомж в парке.

В пьесе используются цитаты из книги «Житие преподобного Серафима Саровского», автор — протоиерей Дмитрий Троицкий (1886–1939), а также православные молитвы.

Квартира Марины и Олега. Кухня. Мебели нет. Только газовая плита и торчащий из разбитой стены кран. Пол застелен клеенкой. Здесь идет ремонт. В углу — ведра, инструменты, коробки. Боцман стоит у рабочей стенки, которую он должен облицевать плиткой, и курит. Входит Марина.

МАРИНА. Ты что… с утра — вот это всё и… всё?!

БОЦМАН. Быстрее никак. Стена у тебя кривая. И клей дешевый — берется плохо.

МАРИНА. Как кривая?! До тебя же бригада была — все ровненько выровняли!

БОЦМАН. Козлодои, а не бригада. Кривая стена! Марин, дай две гривны, я в ларек за сигаретами.

МАРИНА. Ты что, Боцман, опупел совсем?! Позавчера пять, вчера десять, сегодня две?! Одну плиточку за целый день приклеит и деньги клянчит, как будто полработы кончил! Я твои сигареты знаю! Ты что думаешь, у меня глаз, что ли нет? Или я не чувствую как после сигарет твоих от тебя водкой воняет?! А я уже полтора месяца в этом говне живу, ни мужу еду приготовить, ни посуду помыть! у меня дочь студентка, после института даже накормить ребенка нормально не могу! а ты уже какую неделю с этой стенкой дрочишься и ни хера сделать не можешь!

БОЦМАН. Кто дрочится? Я дрочусь?! Две гривны залупила про дочь мне чешет! Знаем мы ее институт! Видели, как она каждый вечер из иномарок бухая вываливается! Студентка разгильдяйского факультета! Учиться и еще раз учиться блядь!

МАРИНА. Что ты сказал, алкаш недоделанный?!

БОЦМАН. А что слышала!! Мужу она не может приготовить! Да тебя хоть на самую невъебенную кухню посади с самой лучшей плитой, с посудой нахрен этой… блин непригораемой, со всей этой фигней электрической, так ты же… ёпрст даже яйцо сварить не можешь! вон Олежка сколько раз ко мне голодный приползал — дома, говорит, шаром покати, жрать нечего, жена нихуя не готовит, с утра до вечера только этот доктор нахуй хаус и прочая поебень!

МАРИНА. Что-что?!

БОЦМАН. А что слышала!

МАРИНА. Ах, ты ж старый ты урод! Я его алкаша пожалела, на работу взяла, а он, гадина, грязью меня поливает! Я его урода спасала, когда у него белка была, скорую ему вызывала, откачивала! Да кому ты нахрен нужен — так и сдох бы один в своей конуре, если б не я!

БОЦМАН. Лучше блин сдохнуть, чем потом с тобой дело иметь! Пожалела она меня! Не надо меня жалеть! Спасла меня, к едреной матери, на работу меня взяла. А сказать почему ты меня взяла, а не другого кого? Потому что жадная ты — звиздец! По городу квадратный метр — пятнадцать долларов минимум, и то — поискать еще! А где ты еще такого козла, как я, найдешь, который за восемь будет класть — и тютелька в тютельку, ровненько, епт, чистенько, епт, как в париже нахер!

Слышится звук открываемой двери, шаги в коридоре.

МАРИНА. Кто это в Париже таких мудаков, как ты, видел?!

БОЦМАН. Кому надо — тот и видел! Я там хоть, в отличие от тебя, был! А тебя — хер кто туда пустит!

Входят Олег и Наталья с тяжелыми сумками. Наталья — пожилая сухая женщина в длинном черном одеянии и в платке, надвинутом на самый лоб.

МАРИНА. Олег, ты что этому дебилу жаловался, что я плохо готовлю?!

БОЦМАН. Не плохо, а вообще — нихуя!

МАРИНА ( смотрит на Наталью, кричит ) Кто это, Олег?! Кто это, я спрашиваю?!!

ОЛЕГ. Мама.

МАРИНА. Кто?!

ОЛЕГ. Марин, мама приехала.

Марина смотрит непонимающим взглядом на свекровь. Наталья Степановна подходит к Марине, обнимает ее, трижды целует и крестит.

НАТАЛЬЯ. Здравствуй, доченька. Здравствуй, милая.

МАРИНА. Я не поняла… Олег…

ОЛЕГ. Марина, это моя мама.

НАТАЛЬЯ. Не помнишь меня, Маринушка? Ну, ничего, ничего, господь управит, господь управит, а я вам воды из святого источника сутеевской божьей матери привезла.

Наталья вынимает из сумки пластиковые бутылки с водой, банки с медом и вареньем, какие-то свертки, кулечки, пузырьки, узелки. Все эти гостинцы имеют грязноватенький, убогий, неприятный вид. Боцман, тем временем, сворачивает работу, собирается уходить.

МАРИНА. Я не поняла, куда это ты собрался, работничек?! Ты мне сколько будешь мозги трахать?!

БОЦМАН. Не нравится — другого найди. Пусть другой трахает. ( Олегу) У тебя двух рублей не будет?

Олег отрицательно качает головой.

БОЦМАН. ( Наталье ) Двух рублей не найдется?

МАРИНА. Не давайте ему!

НАТАЛЬЯ. ( вынимает из кармана целую горсть мелочи ) А возьми, отец мой. Только уж ты на водку не трать — не впрок будет, отец мой.

БОЦМАН. ( сгребает мелочь ) Не, я не пью вообще.

Уходит.

МАРИНА. Зачем вы ему дали?! Я ж его до завтрашнего вечера не увижу! А придет — на опохмел клянчить будет, и опять не сделает ни хрена!

НАТАЛЬЯ. И-и-и, дочь моя. Не сквернословь, душу свою коптишь, грех великий. Господь управит! Где тут у вас умыться-то с дороги?

ОЛЕГ. Идем, мам. В ванную. Я покажу.

Олег и Наталья выходят. Марина провожает мужа взглядом, полным ненависти.

Вечер. Гостиная, заставленная старой советской мебелью — польская стенка, старый диван, тумба под телевизор. Стенка закрыта клеенкой — из кухни по всей квартире оседает строительная пыль. Телевизор стоит на полу, а на тумбе находится старая швейная машинка, на ней горой навалена ткань. Марина, Олег и Наталья сидят за старым советским полированным столом, укрытым клеенкой и пьют чай. Точнее, чай пьет одна Наталья, аппетитно закусывая медом, а Олег и Марина молча сидят и смотрят на нее. У Марины — перекошенное злое лицо, Олег — растерян и утомлен.

НАТАЛЬЯ. Берите мед, детушки. Гречишный, монастырский. Сам настоятель, преподобный Варсонофий пасеку освещал. Он к пчелам без маски ходил, голыми руками соты срезал. Ножик пасечный возьмет, помолится, а пчелы вокруг него, как бабочки вьются… и не жужжат, а словно поют… соловьи будто — божьего-то человека-то чуют! Ни разу не ужалили. А мед, что он собирал — к ранам прикладывали, а у одной женщины опухоль рассосалась…. Царствие небесное! Что ж вы не едите-то? Ой, Марина! Я ж тебе молочко маточное привезла! Если заболеет кто — ни в коем случае никаких таблеток не пейте…

Наталья вскакивает и бежит в коридор. Олег и Марина остаются сидеть.