Артур Миллер - Вид с моста

Кэтрин, смутившись, но уже злясь, выходит в спальню. Биатрис; следя за ней, встает и, проходя мимо Эдди, бросает на него холодный взгляд, сдерживаясь только в присутствии посторонних. Подходит к столу и разливает в чашки кофе.

Эдди (Марко, однако обращая свои слова и к Биатрис). Все они тут мечтают пойти в актерки! (Идет к окну и опускает штору.)

Родольфо (радостно). И в Италии тоже! Все девушки!

Эдди (испытующе оглядывая Родольфо, с плохо скрываемым подозрением). Вот как?

Родольфо. Ну да! (Смеется, кивком показывая на Кэтрин, вернее > на ее спальню). Особенно, когда они так красивы.

Кэтрин выходит из спальни в туфлях на низком каблуке, подходит к столу.

Родольфо подносит ко рту чашку.

Кэтрин. Вы любите с сахаром?

Родольфо. С сахаром? Да! Я очень люблю сахар.

Эдди стоит в глубине сцены и следит за тем, как она кладет ложку сахару в кофе Родольфо. Эдди отворачивается и опускает еще одну штору. На его лице тревога.

Свет в комнате гаснет и зажигается над Алфиери.

Алфиери.

Эдди медленно, едва переступая ногами, спускается по лестнице.

Появляется Биатрис с сумкой для продуктов. Заметив жену, Эдди поджидает ее у крыльца.

Эдди. Уже пятый час.

Биатрис. В этом кино всегда длинная программа.

Эдди.

Биатрис. Что ж ты мне прикажешь делать?

Эдди. Вчера вечером они ходили в парк. Ты об этом знаешь? Луис видел их в парке.

Биатрис. Ей уже скоро восемнадцать. Что тут плохого?

Эдди. Я за нее отвечаю.

Биатрис. Хотела б я, чтобы ты хоть раз в Жизни то же самое сказал обо мне.

Эдди. Чего ты взъелась?

Биатрис. Будто ты не понимаешь? (Он отворачивается, стиснув зубы, делая вид, что оглядывает улицу.) А что тебя гложет? Скоро без зубов останешься, так ты ими во сне скрежещешь! Всю ночь напролет скрипишь, точно жерновами. (Он не отвечает, смотрит исподлобья.) Что с тобой, Эдди?

Эдди. Тебе на все наплевать? Твое дело — сторона.

Биатрис. А ты чего хочешь — весь век держать ее в люльке? Чего ты хочешь, Эдди?

Эдди. Так, значит, вот для кого я ее растил? Для этого типа?

Биатрис. А что? Он славный парень. Работящий и с лица приятный…

Эдди. Хорош, нечего сказать!

Биатрис. Да разве он некрасивый парень, господи боже мой?!

Эдди. Мне от одного его вида душу выворачивает. И повадки его мне не нравятся.

Биатрис (улыбаясь). Ты просто ревнуешь, вот и все!

Эдди. К нему? Ну, милая, не очень-то ты обо мне высокого мнения!

Биатрис (подходя к нему). И чего тебе беспокоиться? Она ведь не маленькая, может за себя постоять.

Эдди. Ничего она еще не понимает. Вот он ее и обкрутил. Разве ты не видишь, как она на него глядит? Кругом нее хоть все огнем гори — ничего не замечает.

Биатрис. Что ж тут удивительного? Раз дружок завелся — ясно, что девочка сама не своя. Как же иначе?

Эдди. Он поет на пароходах, ты это знаешь?

Биатрис (озадаченно). То есть как это поет на пароходах?

Эдди. Очень просто. Стоит себе на палубе и ни с того ни с сего поет. Его сначала прозвали «Бумажной куколкой», а теперь зовут кенарем. Какой-то чудной, ей-богу. Только появится на пристани — и сразу начинается бесплатное представление.

Биатрис. Ну и что ж тут такого? Еще молоденький, не знает, как себя вести.

Эдди. А волосы желтые, как воск? Не то шансонетка, не то еще похуже!

Биатрис. Так ведь он же блондин…

Эдди (не глядя на нее). Надеюсь, у него настоящие волосы, на одно это только и надеюсь!

Биатрис (встревоженно). Ты, видно, совсем спятил!

Эдди (мельком взглянув на нее). А что? Знаешь, как его зовут? Сам слышал, в пятницу. Стою в очереди за жетоном и слышу кто-то кричит: «Белянка!» Оборачиваюсь и вижу — это его зовут! Понимаешь: «белянка»!

Биатрис. Можно подумать, что ты никогда в жизни блондинов не видал! А белобрысый Бальзо?

Эдди. Так Бальзо ведь не пел! Он ведь ничего такого не выкомаривал…

Биатрис. Почем знать, может, у них в Италии так принято.

Эдди. Тогда почему его брат не поет? И ведет себя как человек, и никто над ним не смеется. (Поглядывая на нее, переминается с ноги на ногу.) Мне он не нравится, слышишь, Би. Говорю тебе прямо: я этого терпеть не намерен. Я ее растил не для этого типа!

Биатрис. Ладно, ступай, скажи ей об этом.

Эдди. Что я могу ей сказать? Она меня все равно не послушает, она меня теперь просто не замечает. Прихожу домой, а она точно во сне. Смотри, как похудела, на тень стала похожа…

Биатрис. Ладно, погоди…

Эдди. У меня вся душа изныла. Видеть его не могу! А что с ее стенографией? Она ведь теперь совсем не упражняется.

Биатрис. Ну, хорошо, хорошо. Отвяжись ты от них, понятно? Ты себя не накручивай, слышишь? Это ее дело.

Эдди. Би, пойми, он испортит девчонку!

Биатрис. Ну и бог с ней. Не твоя забота. Пришла пора другому звать ее своей Мадонной. Пойдем домой, у тебя свои дети, о них побеспокойся. (Оглядывается кругом.) Сколько бы ты ни стоял на улице, она от этого скорей не придет. И перед людьми совестно.

Эдди. Сейчас поднимусь. Мне хочется пройтись. (Отходит.)

Биатрис. Идем, хоть разок поглядишь на детей.

Эдди. Говорю тебе, сейчас приду. Ступай.

Биатрис (стараясь не показать обиды) — Не стой ты здесь, пожалуйста. Нехорошо это. Я тебе серьезно говорю.

Входит в дом. Эдди подходит к краю авансцены справа, минуту рассеянно смотрит вдаль, потом, видя, что кто-то приближается, подходит к перилам на переднем краю сцены и садится на них. Входят Луис и Майк, присаживаются рядом с ним.

Луис. Хочешь сыграть в кегли?

Эдди. Устал. Пойду спать.

Луис. Как твои «зайцы»?

Эдди. В порядке.

Луис. Вижу, их не обделяют работой.